Архив метки: Северный

Об истории авиагруппы, обеспечившей доставку Царь-бомбы к месту испытаний.

Колобов Андрей Николаевич Полковник в отставке, ветеран подразделений особого риска, кавалер ордена Почета, кандидат технических наук. Мастер спорта СССР. В 1974-1978 г.г. лейтенант-инженер, старший лейтенант-инженер, помощник начальника Отдела капитального строительства – войсковой части 90408, уполномоченный ОКС по объектам в п. Северный.

Когда приоткрылась завеса тайны над Новоземельским полигоном, появилось достаточно много публикаций – воспоминаний участников и очевидцев событий так или иначе связанных с испытаниями ядерного оружия. Эти истории и по сегодняшний день вызывают большой интерес не только у специалистов, но и у простого читателя с кружкой чая на кухне в спортивном костюме и домашних тапочках.

Авторы большинства этих воспоминаний – испытатели, которые создавали методики испытаний; готовили к испытаниям аппаратурные комплексы (АК) – измерительные лаборатории в виде закрытых отсеков на колесном ходу, внутри которых устанавливались различные приборы: регистраторы, самописцы, блоки питания, контроля, автоматики, связи, управления; они устанавливали в штольнях датчики, которые регистрировали данные о параметрах взрывов; они первыми буквально через 30-40 минут после взрыва прибывали к месту установки регистраторов в составе групп первого броска для съема информации; они составляли отчеты о результатах испытаний. Соответственно и темы их воспоминаний чаще всего были именно об этой стороне большого государственного дела. Редко, но иногда при испытаниях происходили аварии, нестандартные ситуации. Они тоже отражены в таких воспоминаниях.

Условно можно разделить все воспоминания на три группы по видам испытаний ядерного оружия в трех средах, в которых функции и действия их участников несколько отличались (исключая испытания ядерных зарядов, установленных на ракетной технике, а также подводные, надводные и наземные, которые были на Новоземельском полигоне единичными).

В частности, в воздушных испытаниях участвовали летные экипажи. Причем это были экипажи не новоземельские, это были экипажи 71 полигона ВВС СССР, а на Новоземельском полигоне находились только руководители полетов. Когда воздушные испытания были запрещены соответствующим международным договором, абсолютно все летчики, участвовавшие в них, включая руководителей полетов, вернулись на материк, как говорится, на свои квартиры. И если до этого об их работе на Новоземельском полигоне мало кто знал, то после их ухода о них вообще стали забывать.

Цель моего повествования — рассказать о малоизвестных фактах, связанных с воздушными испытаниями, в том числе самого мощного термоядерного заряда в истории человечества, и в частности об истории авиагруппы, обеспечившей проведение эксперимента.

Район воздушных испытаний можно рассмотреть на редком красивом снимке Новой Земли с высоты 39 км. Редкий в том числе и по причине безоблачной атмосферы. Примерно такую картину наблюдали летчики, участвовавшие в испытаниях. На снимке виден пролив Маточкин шар, в котором расположен п. Северный, а выше слева полуостров Сухой нос, на котором в свое время были оборудованы боевые поля зоны Д-2. Можно на снимке определить и расположение п. Лагерное, которого практически не стало после испытания самого мощного в мире термоядерного заряда в октябре 1961 года.

На следующей схеме показан район испытаний в 1961 г. Координаты точки взрыва взяты из открытых источников, при этом нужно сказать, что встречаются разные цифры, но расхождения несущественны. Условно показаны проекция огненного шара и сектор зоны полных разрушений, именно сектор, т.к. вся зона не помещается на карту. Размеры круга и сектора взяты также из открытых источников, в частности по публикациям о расчетах на так называемом калькуляторе Nuclear Map (дословно – ядерная карта), разработанном специалистами Американского института физики.

Суть этого калькулятора в том, что можно выбрать на карте Google определенный населенный пункт и «отбомбить» его бомбой из предлагаемого «набора» — в списке представлено два десятка наиболее известных бомб – от «FatMan», которым в 1945 атаковали Хиросиму, до советской Царь-Бомбы.

На следующей схеме приведено сравнение мощности некоторых из этих бомб.

Один из вариантов расчета показан на снимке, взятом из Интернета. «Нанесен» удар Царь-бомбой по многострадальному Парижу. Официально считается, что сам Париж на плане имеет ширину около 19 км, а высоту – около 9 км. Комментарии излишни.

А это спутниковый снимок наших дней полуострова Сухой нос – зоны Д-2, района атмосферных испытаний ядерных зарядов повышенной мощности.

Сейчас в Интернете можно найти документальный фильм о технологии воздушных ядерных испытаний в Советском Союзе. С большой степенью уверенности можно утверждать, что этот фильм изначально носил гриф, который был снят, после чего фильм и стал доступен в Интернете. Однако практически ни одной фамилии в нем не упоминается, хотя мы видим на экране знакомые лица. В частности, нет никакой информации об экипажах самолетов, участвовавших в испытаниях, да и о самих самолетах тоже информация скудная.

Из разных источников удалось узнать следующее. Официальная хроника говорит о двух самолетах, участвовавших в испытаниях: самолет–носитель Ту-95В и самолет-лаборатория Ту-16А. А где третий? Вспомните фрагменты фильма: на переднем плане Ту-95В слегка беременный, как шутили летчики, за ним – Ту-16А, хотя по официальным данным Ту-16А летел ниже на 250 м. А кто снимает? Далее Ту-16А дает газу и уходит, в кадре остается только Ту-95В. А кто его снимает? «Кузькина мать» освобождается из бомбовых замков и начинает падать. Ту-95В тоже дает газу и уходит. Кто снимает падающую бомбу? Ответ один – фотошоп, как сейчас говорят. А проще – монтаж. Экипаж тренировался и сбрасывал макеты, вот эти кадры и попали в фильм. Опять же вопрос – что делал самолет-лаборатория, если он стал «уходить» еще до сброса бомбы? Это был самолет-дублер, который при необходимости должен был помочь самолету-носителю в наведении на цель. Экипажам ставилась задача визуального наблюдения и по возможности фотофиксации эксперимента.

Немного об истории создания стратегических бомбардировщиков Ту-95. В 1949 году, ОКБ А. Н. Туполева разработало первый советский поршневой межконтинентальный бомбардировщик Ту-85 (самолёт «85»), в противовес американскому В-36. Но в начале 1950 г.г. фирмы США приступили к разработке проектов межконтинентальных реактивных стратегических бомбардировщиков-носителей. В этой связи, процесс запуска в серию Ту-85 был прерван по причине его малой крейсерской скорости, по сравнению с перспективными американскими реактивными самолётами аналогичного назначения и стратегической потенциал ВВС США по отношению к потенциалу ВВС СССР стал непрерывно возрастать. В этой связи, срок нанесения «миротворцами» массированного ядерного удара по территории СССР прогнозировался в 1954 году. Таким образом, создание межконтинентального стратегического авиационного носителя ядерного оружия становилось для советского военно-политического руководства задачей номер один. Срок поступления в ВВС нового самолета был определён прогнозируемым началом ядерного конфликта с США не позднее 1954 г. Это была сложнейшая задача.

Начался «спор» между ОКБ А.Н. Туполева и ОКБ-23 В.М. Мясищева. Интересный факт. Однажды, на одном из совещаний А.Н. Туполев в запале резко сказал: «Мясищев эту задачу не выполнит, потому что он – мой УЧЕНИК!» На что В.М. Мясищев ответил: «Выполню именно потому, что я ВАШ ученик!»

В 1956 г. в ходе Госиспытаний самолёт «95-2» при максимальной взлётной массе 167200 кг, развил максимальную скорость 882 км/час, практическая дальность составила 15040 км. Для сравнения: американский стратегический бомбардировщик В-52В (первый полёт в 1955 г.) при максимальной взлётной массе — 190500 кг, развил максимальную скорость — 957 км/час, техническая дальность составила 11530 км (чисто расчётная, до полной выработки топлива).

На фотографии хорошо видно различие Ту-95 и В-52 (на переднем плане) в габаритах. Это два долгожителя военной авиации, они эксплуатируются более 60 лет. При этом в США действует программа модернизации В-52, рассчитанная до 2030 года. В РФ тоже действует такая программа в отношении Ту-95, по словам источника в «Туполеве» Ту-95 могут успешно использоваться до 2040-х годов. По мнению отечественных и зарубежных экспертов Ту-95 «Медведь» до сих пор остается одним из самых надежных, неприхотливых, выносливых и грозных самолетов, какие только построены за всю историю мирового авиастроения.

Итак, в августе 1956 г. завершились государственные испытания самолёта «95-2» и первых двух серийных Ту-95. В 1957 году самолёт был модернизирован и в варианте Ту-95М принят на вооружение.

Работы по созданию самолета – носителя для испытаний ядерного заряда сверхвысокой мощности велись в ЛИИ МАП (Жуковский) с мая по сентябрь 1956-го. В сентябре 1956 г. единичный экземпляр теперь уже Ту-95В был принят заказчиком и передан для проведения лётных испытаний, которые велись (включая сброс макета «супербомбы») под руководством начальника управления 71 полигона ВВС СССР полковника С.М. Куликова до 1959 г. и прошли без особых замечаний. Георгий Александрович Цырков, долгие годы возглавлявший 5-е Главное управление МСМ, так отзывался о С.М. Куликове: «Работа с С.М. Куликовым всегда приносила мне удовлетворение. Очень запомнилось взаимодействие с ним в 1956 году, когда я в первый раз был назначен руководителем испытаний «изделия 202», летная отработка которого выполнялась в Крыму на 71-ом полигоне ВВС совместно с уникальным самолетом-носителем Ту-95, разработанным в конструкторском бюро А.Н. Туполева. В этих испытаниях Серафим Михайлович оказал мне незабываемую помощь, а отработанное «изделие 202» и самолет-носитель Ту-95 в последующем были успешно использованы при испытаниях сверхмощных ядерных бомб, в том числе и супербомбы мощностью 50 Мт».

Носитель супербомбы был создан, но его реальные испытания отложили по политическим соображениям: Н.С. Хрущёв собирался с визитом в США, и в холодной войне наступила пауза. Однако в 1961 г., с началом нового витка холодной войны, испытания супербомбы вновь стали актуальными. На Ту-95В срочно заменили все разъёмы в системе электроавтоматики сброса, удалили фюзеляжные топливные баки и сняли створки бомбоотсека — реальная бомба по массе (26,5 т, в том числе вес парашютной системы — 0,8 т) и габаритам оказалась несколько больше макета (в частности, теперь её вертикальный габарит превышал размеры бомбоотсека в высоту). Самолёт был также покрыт специальной светоотражающей краской белого цвета.

Самолет-лаборатория Ту-16А № 3709 являлся серийным самолетом, специально оборудованным для проведения регистрации испытаний ядерных зарядов.

При подготовке экипажей самолетов к выполнению задания был проведен специальный комплекс тренировок. При этом экипаж самолета-носителя провел в октябре 1961 года один полет с проведением подобных испытаний с зарядом большой мощности. Можно предполагать, что это были испытания термоядерного заряда мощностью 12,5 Мт 23 октября 1961 года на Новоземельском полигоне.

Установка изделия «Царь-бомба» («Большой Иван», «Кузькина мать») на самолёт производилась на военном аэродроме «Оленья» на Кольском полуострове с 3 часов 15 минут до 4 часов 15 минут 30 октября 1961 года. Массогабаритные размеры «изделия 202» не позволяли подвозить его непосредственно под самолет-носитель. Потребовалось строительство бетонированного котлована глубиной 1,4 м, шириной 4,5 м и длиной с учетом наклонного участка 37 м. Для опускания прицепа с изделием в котлован использовалась мощная лебедка. Самолет накатывался на котлован после опускания в него изделия и снятия верхнего пера стабилизатора. После накатки самолета выполнялись операции, связанные с подъемом, закреплением изделия и окончательной подготовкой к полету.

Что в связи с этим хотелось бы сказать. Все понимали, что предстоит неизведанное. Такие испытания никто еще не проводил. Самое мощное американское термоядерное устройство «Креветка» имело мощность около 15 Мт, и испытывалось на земле. А «Царь-бомбу» нужно было сбросить. Самым ответственным моментом было синхронное срабатывание бомбовых замков. Несмотря на то, что их проверили не одну сотню, а может и тысячу раз, и все получалось, это все-таки эксперимент. К тому же установка проводилась ночью при маскировочном освещении. А вдруг кто-то что-то не закрыл, не включил, оставил лишнее и пр.? Как, например, в сентябре 1957 г. в губе Черной при передаче сигналов подрыва одновременно сгорели два предохранителя: один на приемнике основной линии, другой на передатчике резервной линии или как в ноябре 1968 на А-3 не был состыкован высоковольтный разъем подрыва. Так и здесь, если хотя бы один замок не сработает синхронно и тем более вообще не сработает, последствия будут катастрофические. Изделие могло вырвать силовую подвеску, нарушить центровку, перевернуть самолет и упасть непонятно где и как. Даже если бы оно просто зависло, то самолет не смог бы совершить посадку.

Вот «Медведь» в полете, правда, это не Ту-95В, это модификация Ту-95 – дальний противолодочный самолет Ту-142 с обтекателем РЛС кругового обзора. Но Ту-95В с изделием выглядел примерно так же, при этом ось изделия была ниже фюзеляжа и само изделие выступало под фюзеляжем примерно на 1,5-2,0 метра.

Вот Ту-95, красавец, на стоянке. Диаметр фюзеляжа Ту-95 около 3 м. Расстояние от аэродромного покрытия до фюзеляжа около 3,5-4,0 м. Понятно, что даже небольшое смещение изделия могло сделать посадку невозможной.

К счастью, все обошлось. Полет по маршруту Оленья — мыс Канин нос – Рогачево — Панькова земля – зона Д-2 прошел штатно, цель была обнаружена правильно и своевременно (что крайне важно для бомбардировочной авиации), сброс устройства прошел также по регламенту. При этом нужно учитывать, что световой день на Новой земле в конце октября составляет всего 6 часов, а погода меняется в течение часа-двух. Отделение от самолета груза массой 26 т для экипажа было весьма заметным: проявился эффект кабрирования, самолет «сел на хвост», но летчики выровняли его. После окончания светового воздействия на самолетах были отключены автопилоты, в ожидании прихода ударной волны экипаж перешел на ручное управление. Ударная волна на самолеты воздействовала многократно, начиная с удаления от взрыва на расстояниях 115 км для самолета-носителя и 250 км — для самолета-дублера. Воздействие от ударной волны для экипажей по их воспоминаниям было достаточно ощутимым. Кроме того, после взрыва изделия от электромагнитного импульса у Ту-95В отключилось электрооборудование и остановились моторы. Запускали их в пике: первый на высоте семи тысяч метров, второй на пяти. Сел самолет на трех моторах – на земле выяснилось, что четвертый сильно обгорел и вышел из строя. Обуглилась и светоотражающая краска.

Кстати, 23 января 1961 года могло стать черным днем для Америки, да и не только. В то утро стратегический бомбардировщик Б-52, на борту которого находились две водородные бомбы «Марк-39» (каждая в 260 раз мощнее бомб, сброшенных на Хиросиму – по 5,2 Мт), поднялся в воздух с базы имени Сеймура Джонсона возле Голдсборо (штат Северная Каролина) для выполнения планового полета вдоль атлантического побережья США. Но вдруг почти сразу после взлета самолет вошел в штопор, развалился в воздухе и «потерял» оба боезаряда. Первый упал неразорвавшимся на луг у населенного пункта Фаро, а вот у второго, угодившего на поле одной из окрестных ферм, раскрылся парашют и включились спусковые механизмы — то есть наступила  полная готовность к детонации. Сразу три из четырех механизмов, которые должны были предотвратить случайный подрыв, не сработали. И только последний — низковольтный переключатель — спас Америку от ядерной катастрофы. Об этом страшном случае в 2013 году узнала британская газета «Гардиан» из рассекреченного американского документа от 1969 года.

Также благодаря рассекреченным бумагам всплыло, что только за 1950- 1968 годы в США было как минимум 700 «значительных» инцидентов с 1250 ядерными зарядами.

Конечно, 30 октября 1961 г. в эксперименте использовались и не бомба, и не носитель. Это был испытательный комплекс. Одна бомба ничего не решала, а «носитель» с таким грузом не мог долететь до рубежа атаки территории наиболее вероятного противника  — США и тем более вернуться. Кроме того, бомба – это не крылатая ракета, то есть нужно было преодолевать системы ПВО, которые тогда уже достаточно легко перехватывали такие цели, вспомните разведчик Локхид U-2, который считался неуязвимым до 1 мая 1960 года: потолок 21 км, скорость 800 км/час. Но появились идеи о производстве и применении 100 мегатонной бомбы, которые вписывались в концепцию плана советского руководства по созданию с помощью подобного взрыва у берегов США «цунами», который должен был смыть с лица планеты цитадель мирового империализма. Эти идеи были поддержаны в начале 60-х годов частью ученых ядерщиков, в том числе и А.Д. Сахаровым, о чем он впоследствии сожалел.

Также можно предполагать, что Царь бомба напугала обывателя, но не военных, поскольку паритета по числу ядерных зарядов и их носителей между Советским Союзом и Америкой тогда не было – 6 тысячам американских боеголовок мы могли противопоставить всего триста. Кроме того, американская B41 имела тротиловый эквивалент в 25 мегатонн, и была в производстве с 1960 года. Т.е. была слабее всего в два раза. Царь-бомбы. Но при этом B41 была серийной бомбой, изготовленной более чем в 500 экземплярах, и весила всего 4850 кг. Она могла подвешиваться без принципиальной переделки под ЛЮБОЙ стратегический бомбардировщик США, приспособленный к несению атомного оружия. Ее эффективность была абсолютным мировым рекордом — 5,2 мегатонны на тонну массы против 3,7 у Царь-бомбы (из расчета 100 Мт). Так что, это была демонстрация термоядерной мощи и в сложившейся политической ситуации совсем не лишней.

В 1962 году Ту-95В провел еще несколько термоядерных испытаний, в том числе и сброс 05 августа заряда 21,1 Мт. В истории это третий по мощности испытанный термоядерный заряд. Закончилась карьера Ту-95В на аэродроме в Семипалатинске (самолет числился в составе 1023 ТБАП), где он опять использовался в качестве учебного, а затем был списан и утилизирован.

Что известно об экипажах авиагруппы.

Правительственных наград был удостоен весь состав экипажей самолета-носителя и самолета-дублера.

Дурновцев Андрей Егорович – заместитель командира эскадрильи, командир самолёта-носителя ТУ-95В, подполковник.

Родился 14 января 1923 года в деревне Верхние Куряты Каратузского района Красноярского края в крестьянской семье. Русский. Окончил среднюю школу.

В июле 1942 года был призван в ряды Красной Армии. В 1943 году окончил Иркутскую военную авиационную школу механиков. В 1948 году — Энгельсское военное авиационное училище лётчиков. Служил в Военно-воздушных силах. Во время подготовки к испытанию на Новой земле самого мощного за всю практику ядерных испытаний термоядерного заряда майор Андрей Дурновцев был назначен ведущим лётчиком испытаний ядерного оружия. Вернулся из полета подполковником.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 7 марта 1962 года за мужество и героизм, проявленные при проведении воздушных ядерных испытаний ведущему лётчику самолёта-носителя ТУ-95 подполковнику Андрею Егоровичу Дурновцеву присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 11127).

5 августа 1962 года А.Е. Дурновцев был командиром корабля (все того же Ту-95В) с которого был произведен сброс третьего в истории термоядерного заряда по мощности – 21,1 Мт.

С 1965 г. (возраст 43 года) подполковник (Герой Советского Союза – подполковник?!) А.Е. Дурновцев — в запасе. Жил в Киеве. Скончался 24 октября 1976 г. (возраст 53 года).

Был награжден орденом Ленина, орденом Красной Звезды, рядом медалей.

Клещ Иван Никифорович, штурман эскадрильи, штурман Ту-95В, полковник.

Родился 27 сентября 1922 года в селе Маломихайловка (ныне — Покровский район Днепропетровской области Украины). Окончил 8 классов школы. В 1940 году И.Н. Клещ был призван на службу в Красную Армию. В 1943 году он окончил Челябинское военное авиационное училище штурманов, в 1944 году — Ивановскую высшую школу штурманов и лётчиков. Участвовал в Великой Отечественной войне, совершил 52 боевых вылета на бомбардировку вражеских объектов.

После окончания войны И.Н. Клещ продолжал службу в Советской Армии. В 1958 году он окончил Центральные лётно-тактические курсы.

В 1961 году он был назначен ведущим штурманом испытаний самого мощного в истории термоядерного заряда на острове Новая Земля. Как и все остальные участники испытаний, И.Н. Клещ прошёл специальный комплекс тренировок.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 7 марта 1962 года за «мужество и героизм, проявленные при проведении воздушных ядерных испытаний» майор Иван Никифорович Клещ был удостоен высокого звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» за номером 11132.

В сентябре 1966 г. (возраст 44 года) в звании полковника И.Н. Клещ был уволен в запас. Проживал в Киеве. Умер 5 августа 1989 г. (возраст 67 лет), похоронен на Лукьяновском военном кладбище Киева.

Был награждён двумя орденами Ленина, орденом Красного Знамени, двумя орденами Отечественной войны 1-й степени, орденом Отечественной войны 2-й степени, орденом Красной Звезды, рядом медалей.

В экипаж Ту-95В кроме командира и штурмана входили еще 7 человек:

  • помощник командира капитан Кондратенко Михаил Константинович;
  • второй штурман, штурман-оператор радиолокатора ст. лейтенант Бобиков Анатолий Сергеевич;
  • начальник службы РЭБ эскадрильи, оператор радиолокатора капитан Прокопенко Александр Филиппович;
  • старший борттехник — инструктор полка капитан Евтушенко Григорий Михайлович;
  • начальник воздушно-огневой службы эскадрильи, КОУ, стрелок-радист капитан Снетков Вячеслав Михайлович;
  • начальник связи эскадрильи ст. стрелок-радист ст. лейтенант Машкин Михаил Петрович;
  • стрелок-радист ефрейтор Болотов Василий Яковлевич.

Никого из экипажа в живых уже нет. Последним ушёл из жизни  в 2004 году стрелок-радист Василий Болотов.

Владимир Фёдорович Мартыненко, командир самолёта-лаборатории Ту-16, полковник.

Владимир Федорович Мартыненко родился 15 сентября 1922 года в городе Щегловске (ныне — Кемерово). После окончания семи классов школы работал токарем на заводе, занимался в аэроклубе. В 1941 году В.Ф. Мартыненко был призван на службу в Красную Армию. В 1943 году он окончил Новосибирскую военную авиационную школу пилотов. С 1954 года занимался лётно-испытательской работой. Во время подготовки к испытанию на Новой земле самого мощного за всю практику ядерных испытаний термоядерного заряда подполковник В.Ф. Мартыненко был назначен ведущим лётчиком испытаний ядерного оружия.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 7 марта 1962 года за «мужество и героизм, проявленные при проведении воздушных ядерных испытаний», подполковник Владимир Федорович Мартыненко был удостоен высокого звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» за номером 11131.

В 1964 г. (возраст 42 года) в звании полковника В.Ф. Мартыненко был уволен в запас. Проживал в Сочи. Умер 18 апреля 2002 года (возраст 80 лет), похоронен на Старом кладбище Сочи.

Был награждён тремя орденами Ленина, орденами Красного Знамени и Красной Звезды, рядом медалей.

В состав экипажа Ту-16 кроме командира входили:

  • помощник командира старший лейтенант Владимир Иванович Муханов;
  • ведущий штурман майор Семен Артемьевич Григорюк;
  • штурман-оператор радиолокатора майор Василий Тимофеевич Музланов;
  • командир огневых установок старшина Суслов Николай Павлович;
  • стрелок-радист старший сержант Михаил Емельянович Шумилов.

 

О судьбе этих членов экипажа мне ничего неизвестно, в открытых источниках информации нет, возможно, что-нибудь есть в архивах.

Как были продолжены воздушные испытания после взрыва Царь бомбы? Еще до испытания супербомбы возникла озабоченность в связи с возможным выходом из строя опытного поля — ведь предстояло еще завершить серию запланированных испытаний в сжатые сроки. Этот вопрос обсуждался на совещании руководства со специалистами Минсредмаша и ВВС СССР. На проведение испытаний восьми изделий, предусмотренных планом, потребуется 25–30 суток при располагаемом времени не более недели. На этом совещании была доложена разработанная авиагруппой (Куликов С.М., Тукай А.Н., Попов А.В., Жуганов Ю.В.) методика выполнения полетов на испытания 2–3 изделий в одном полете трех самолетов Ту-16А при сбрасывании по условным целям на восточном побережье архипелага Новая Земля.

По результатам обсуждения было оформлено решение, которое предусматривало:

  • провести испытания восьми образцов изделий на самолетах-носителях Ту-16 при сбрасывании по целям, расположенным на архипелаге Новая Земля вне зоны опытного поля;
  • оценку мощности взрыва изделий проводить по результатам измерений регистрирующей аппаратурой самолетов-носителей и сопровождения Ту-16;
  • радиотелеметрические измерения работы автоматики изделий на траектории падения осуществлять с помощью установленной на самолетах Ту-16 специальной бортовой регистрирующей аппаратуры;
  • в основу организации испытательных полетов положить методику, разработанную представителями авиагруппы 71-го полигона ВВС СССР.

Запланированные испытания в соответствии с принятыми методическими рекомендациями были успешно завершены в течение 5 дней. С 31 октября 1961 г. по 4 ноября 1961 г. было испытано восемь  изделий за три полета (по другим данным – семь, причем в зоне Д-2). Во всех трех полетах в общем строю находилось по три самолета: 2 ноября 1961 г. два самолета были носителями, а третий выполнял функции дублера и лаборатории. В полете 31 октября 1961 г. и 4 ноября 1961 г. все три самолета-носителя Ту-16 имели на борту по изделию.

Такая же методика была применена в период с 18 по 25 декабря 1962 года, когда в связи с приближающимся началом действия моратория на испытания в трех средах требовалось в недельный срок испытать 11 изделий.

Вообще летчикам во время испытаний довелось увидеть уникальные явления так близко, как не доводилось никому. В одном из очередных полетов задание по обходу облака при полете в боевом порядке получил экипаж самолета, где командиром был Лясников К.К. Вот как он вспоминал этот полет 30 лет спустя: «Ходил на взрыв, когда бомбу сбрасывали другие. В одном из полетов мне приказали идти замыкающим, все увидеть, запечатлеть, как действует ядерный взрыв на самолет с передней полусферы. Мрачноватая картина получилась. После взрыва мы увидели привычный яркий свет. Но одно дело тут же развернуть самолет и другое — идти прямо на вспышку. Смотрю «гриба» еще нет, лишь огненный шар беснуется, разбухает. Потом он становится размером с километр и более, уже с грязными пятнами. Черный столб его поднимает и выбрасывает к небесам. Срочно надо разворачивать — иначе гибель. А шар-облако вот уже почти рядом. Когда на твоих глазах рядом развертывается ад кромешный, поверьте, не до восторгов… Это, скажу вам, похлеще, чем в фильме ужасов. До соблюдений ли инструкций в такой момент? Делаю градусов под семьдесят крен — немыслимый вираж закладываю на высоте одиннадцать тысяч метров. И это спасает…».

Вот еще один пример. В одном воздушном ядерном испытании в ночных условиях задание на полет в строю в положении замыкающего выполнял экипаж, командиром которого был подполковник, бывалый летчик 71-го полигона ВВС СССР. После возвращения из полета по этому заданию он рассказывал Серафиму Михайловичу Куликову – техническому руководителю авиационной группы, начальнику управления 71 полигона ВВС СССР: «Серафим, не ругай и не срами меня — задание полностью выполнить не смогли. Впереди нас по полету образовалась огненная стена, бурлящая, зловещая, жуткая. Нервы у нас не выдержали и мы свернули в обход облака взрыва на расстоянии далеко от заданного».

Всего в воздушных ядерных испытаниях на Новой земле участвовало семь экипажей, где командирами были: полковник Воскресенский М.Г., подполковник Мартыненко В.Ф., подполковник Лясников К.К., майор Лазарев В.М., капитан Коровкин Б.И., подполковник Беленков Н.А. и майор Дурновцев А.Е. Членов экипажей самолетов-носителей было более 50 чел., а в каждом испытательном полете участвовало до 25 чел.

25 декабря 1962 г. завершилась эпопея воздушных ядерных испытаний при сбрасывании изделий с самолетов-носителей, начавшаяся 18 октября 1951 г.

Мой друг Серёга

С моим Серёгой мы шагаем по Петровке,

По самой бровке, по самой бровке.

Жуём мороженое мы без остановки,

В тайге мороженого нам не подадут.

Ю.Визбор

Весна 2006 года, воскресенье, Москва. Вот уже полгода, как я живу и работаю в столице. Уже, вроде, привык к статусу гражданского лица офицера-отставника. Правда периодически жена говорит, что видны мои внутренние страдания по отобранным коню и шашке. Раздаётся звонок домашнего телефона:

— Феликсович, привет!

— Привет, Борисыч! Ты где, на Большой?!

— Не-а! Я в посёлке.

(Сквозь провода вижу его хитрую и довольную улыбку)

— А как удалось дозвониться, неужели телефонистку на «О…..» (коммутатор 12 главка) уговорил?

— У меня теперь прямой московский номер в кабинете стоит. СКЦ (ситуационно-кризисный центр) Минатома установил!

— Понятно! Везет тебе, Борисыч!

— Слушай, Феликсович, а почему ты дома? Почему не в Третьяковке, не на Красной площади, не в Большом? Вот какой смысл был в твоём отъезде в Москву, если ты её и не видишь? Сидели бы сейчас у меня, как в старые добрые времена…

— Знаешь, Борисыч, у тебя, конечно, хорошо! Но сидя здесь, я имею потенциальную возможность в любой момент оказаться во всех тех местах, которые ты перечислил. Поэтому, давай лучше ты к нам!

— Ну да. А потом рванём в Австралию кроликов и кенгуру разводить!

— Рванём!

Через пару-тройку месяцев от этого разговора Сергею Борисовичу Ботвинкину, моему другу исполнится 50 лет. Впереди громадьё планов и задач…

Я уже и не вспомню, при каких обстоятельствах мы познакомились с Серёжей. Сначала это было соседское приятельство, завязанное на общих знакомых,  близости проживания друг к другу и понимании дела, которым каждый из нас занимался.

После окончания Рижского института инженеров гражданской авиации, Сергей призвался в Вооруженные силы и попал служить в часть ядерно-технического обеспечения ВВС ВМФ в город Быхов. После развала Союза и вывода из суверенной Белоруссии ядерного оружия в начале 90-х, большая группа офицеров и прапорщиков были переведены служить на Новую Землю в часть, которая в простонародье называлась «вторая площадка». В этой части служил и мой училищный однокашник и многие выпускники моего училища, с которыми мы были знакомы и приятельствовали. Все они жили в 3 и 4 подъезде Фомина 6, а я жил в первом Фомина 4. Мы периодически встречались возле наших домов на разных субботниках и расчистках снега. После завершения хозяйственных работ частенько переходили к неформальному общению у кого-нибудь дома, а если погода позволяла, то и прямо на скамейке крыльца. Вот тогда мы и познакомились. Чем больше общались, тем больше находилось точек соприкосновения, общности во взглядах на жизнь, в отношении к происходящему вокруг нас. Сергей всегда был супер позитивным. У него не было нерешаемых задач и катастрофических проблем. Вместе с женой Ниной Ивановной воспитывали троих детей. Нина Ивановна работала дерматологом в нашей поликлинике.

В средине 90-х было принято решение о сокращении и расформировании войсковой части, в которой служил Сергей. Некоторые военнослужащие этой части были переведены к нам в НИЧ. По логике, учитывая все знания и умения, которыми обладал Сергей, он тоже должен был оказаться у нас. Но я не могу вспомнить почему этого не произошло. То ли чья-то недобрая воля была тому причиной, то ли, наоборот, Серёжино собственное желание. В итоге, он стал начальником службы горюче-смазочных материалов тыла полигона. Разговаривая тогда с ним, я спрашивал: «Борисыч, где ты и где ГСМ? Что ты об этом знаешь?» А он отвечал, что «нет таких крепостей, которых бы большевики не могли взять». И это воистину так! Я впоследствии, в отношении Сергея, в этом не единожды убеждался. В тот раз он быстро разобрался во всех хитросплетениях данной службы и очень достойно её исполнял. Отличительной Серёжиной чертой было то, что он во все вопросы вникал с головой. Он «щупал руками» все, что находилось в его заведовании или подчинении и разбирался в этом, если не до последних нюансов, то до основополагающих принципов функционирования точно. В этот период мы несколько раз пересекались с ним и по служебным вопросам. Я, как начальник лаборатории, периодически принимал участие в составе комиссии в получении спирта со склада тыла для технического обслуживания техники. А Сергей на складе, так же периодически, контролировал его выдачу подчиненным кладовщиком. Плотность спирта меньше плотности воды, поэтому килограмм спирта по объему больше литра воды. Этим свойством более опытные кладовщики пользовались для того, чтобы создать себе заначку, при выдаче менее опытным получателям. С объяснениями, что весы испортились (были забраны на метрологическую поверку и т.д.), предлагалось заявку на получение в килограммах, исполнить литрами.

Летом 1999 года я уехал служить в Питер. В какую-то из зим Серёжа со своей дочерью Олей заехали к нам в гости в Кронштадт. Помню, что они были с гитарой. По-моему, Оля начинала учиться играть на ней. И, по-моему, именно тогда, Сергей сказал, что ему поступило предложение поехать командовать Испытательной станцией в поселок Северный. Я и не предполагал, что в будущем судьба нас снова сведет, и очень тесно сведет, на берегу Маточкиного Шара.

В июле 2001 года я вернулся на полигон в должности заместителя начальника полигона, а уже в августе был в Северном, вместе с экспедициями РФЯЦ-ВНИИЭФ, НИИИТ и НИЧ для подготовки и проведения очередной серии неядерно-взрывных экспериментов. Тут мы с Борисычем встретились, обнялись и порадовались, что дальше будем работать вместе.

Перед личным составом Испытательной станции (в/ч 90214) в целом и перед её командиром в первую очередь, стояла очень ответственная задача – обеспечить круглогодичное функционирование и живучесть всей инженерной инфраструктуры поселка, а в период подготовки и проведения экспериментов обеспечить всеми видами довольствия и обеспечения экспедиции, прибывающие для их проведения. Зона ответственности и состав подчинённых сил у Сергея представляли из себя весь остальной полигон (Белушка и Рогачево) в миниатюре. Просто перечислю состав этих сил: котельная, дизельная электростанция, автопарк, питьевое озеро с водоводом, все трубопроводы и кабельные линии, плавпричал, вертолетная площадка, узел связи с шифрорганом, столовая личного состава, медицинский пункт, казарма и жилой дом, склады продовольствия, вещевого имущества и ГСМ. Достаточно большое и хлопотное хозяйство и, что самое главное, полностью автономное, отстоящее от центральных поселков на двести с лишним километров, добраться до которого можно только по морю или по воздуху. (Объективности ради надо сказать, что однажды был предпринят и благополучно совершен переход на ГТТ из Северного в Белушку.) В подчинении у Сергея было 7 — 9 офицеров, 10-15 мичманов (прапорщиков, контрактников) и сотня бойцов по призыву.

В повседневной жизни Сергей очень редко показывался в своем кабинете. Он всегда был в движении. В течение дня, от развода личного состава на плацу, до вечерней поверки, он по нескольку раз бывал на всех объектах части. Расскажу несколько историй, свидетелем и участником которых я был сам, которые лучше и больше всего характеризуют человеческую сущность Борисыча, или, как его многие нежно называли — Ботика.

Часовня

В середине 90-х прошлого века в Белушье Губе был восстановлен приход Русской Православной Церкви. Настоятелем прихода стал отец Иннокентий, который служил на Новой Земле порядка десяти лет. Возле 5-й гостиницы был заложен мемориальный камень под будущий храм, а молельный дом был организован на первом этаже той же гостинице на месте, некогда очень популярного, видеосалона «Вечерние грезы». Через несколько лет после этого события, из Архангельской епархии прислали в подарок сруб небольшой часовни. Эта часовня была настолько небольшой, что решили её не собирать. Еще пару-тройку лет она пролежала в бывшем НИЧевском ПЛАУЭНе. В какой-то момент Борисыч узнал о ней и предпринял все усилия, чтобы эту часовню перевезли в поселок Северный. К этому моменту часть брёвен этого сруба была повреждена. Держателем кругляка и пиломатериалов в посёлке была горнопроходческая организация «Экспедиция № 2», с руководством и работниками которой у Сергея были прекраснейшие отношения. Все зимовки они проходили вместе и помогали друг другу кто, чем мог. Так случилось и на этот раз. Сергей обратился за помощью к Анатолию Андреевичу Герасимову, директору горняков, и он не отказал. Помог и материалами, и людьми. Так совместными усилиями на склоне горы Рыжухи между причалом и жилой частью поселка была расчищена площадка и сложена часовня. Пришедшие в негодность элементы сруба были заменены, была сделана внутренняя отделка. Сама по себе часовенка небольшая, метров 6-7 квадратных, но получилась очень уютной. Встал вопрос о её освящении. С ним я и обратился к отцу Иннокентию. Мы с ним долго проговорили на эту тему и решили освятить в честь Серафима Саровского, ведь одной из экспедиций, постоянно приезжающей на работы в Северный, была экспедиция РФЯЦ-ВНИИЭФ из Сарова. Тут же и родилась идея связаться со священнослужителями из Саровского монастыря. С помощью моих друзей теоретиков и испытателей мы организовали поездку отца Иннокентия в Саров. Оттуда он вернулся с Благословением на освящение и многими подарками для убранства часовни. Зимой, по-моему, 2013 года отец Иннокентий слетал в Северный, вместе с местными жителями оснастил часовню всем необходимым убранством и освятил её. На тот момент, я думаю, это было самое северное культовое сооружение. Тогда же, уже в этой часовне, приняли Таинство Крещения все желающие из числа местных жителей.

Теоретики- бомбоделы сделали и еще одно богоугодное дело для Новой Земли. В средине лихих 90-х, когда всем приходилось искать пути для обеспечения нормального уровня жизни для своих семей, группа математиков и физиков из Сарова, вначале для тренировки мозга, разработали программу расчета колоколов с заданными параметрами для звонниц храмов. И у них это получилось так хорошо, что эта затея приобрела коммерческое продолжение. Уж не знаю сколько комплектов было отлито всего, но один комплект был сделан для подарка Саровскому монастырю от РФЯЦ-ВНИИЭФ в ознаменование 100-летия канонизации Серафима Саровского в 2003 году. Но акт дарения не состоялся из-за того, что точно такой же подарок был приготовлен от президента России. И готовая звонница осталась лежать на складах. В летний период работ в нашем с Борисычем общении с «предводителем» теоретиков доктором Андреем Сушко эта информация всплыла. А в это же время полным ходом шло строительство храма в Белушке и через год наступало 50-летие полигона. Вот тут Андрей и высказал мысль о том, что если правильно все преподнести руководству Федерального центра, то эту звонницу можно будет подарить полигону на юбилей. Мы с Андреем и Борисычем сочинили соответствующий текст, который потом подписал Юрий Иванович Соколов – начальник полигона, и отправили его директору РФЯЦ-ВНИИЭФ. Результатом этих действий явилось то, что через год на полигон прибыл подарок – звонница на наш храм. После первого звона отец Иннокентий сказал, что звон нашего храма стоит в одно ряду со звонами самых известных и больших храмов.

image001

Часовня на фоне пика Седова

image002

Хлеб-Соль

image003

Совсем нечего есть (оригинальное название фото от Борисыча)

image004

Борисыч – собаковод (оригинальное название фото от Борисыча)

Советник президента.

В июле 2003 года серию испытаний текущего года открыла экспедиция РФЯЦ-ВНИИТФ из Снежинска. На первоначальный этап работ вместе с основным составом прилетел директор института Георгий Николаевич Рыкованов. Будучи теоретиком, Георгий Николаевич участвовал в большом количестве испытаний на Новой Земле. Но в новейшей истории, при проведении неядерно взрывных экспериментов лично не присутствовал. Поэтому он решил своими глазами увидеть, как это происходит. При этом, гак говорится, чтобы два раза не вставать, Георгий Николаевич (а может кто-то и повыше) решил познакомить с эти процессом советника Президента РФ по военно-технической политике Александра Германовича Бурутина. Встретил высоких гостей начальник полигона Юрий Иванович Соколов, произвел доклад и организовал показ объектов Белушьей Губы и Рогачево, сопроводил до п. Северного и там оставил их на наше с Сергеем Борисовичем попечение. Мы на месте так же организовали всяческие доклады и показы, с выездами и вылетами на разнообразные объекты. Визит прошел на высоком уровне и все остались весьма довольны друг другом. Я хочу рассказать об одном эпизоде, который потом имел весьма забавное продолжение.

На период визита Александра Германовича в п. Северный пришлось последнее воскресенье июля, а этот день, как всем известно – день ВМФ. Вот мы и решили с Борисычем сводить в этот день советника Президента на экскурсию на смст «Двина», который в это время стоял под разгрузкой в Северном. На борту нас встретил командир корабля Дима Доронкин, провел по всему кораблю, рассказал-показал-ответил на вопросы и в завершение визита пригласил в свою командирскую каюту на обед. За обедом были подняты тосты за военно-морской флот в целом, за его представителей на данном корабле во главе с командиром, за продолжателей славных флотских традиций на берегах Маточкиного Шара, Белушьей губы и залива Рогачева, за тех, кто в море… В какой-то момент нашего дружеского обеда Александр Германович встал и предложил выпить за человека, который отдает все свои силы служению не только флоту, но и нашему государству в целом – за Президента! Признаюсь, данный тост для нас был неожиданным, но мы бодро встали, и  с глубоким уважением выпили. Позже мы с Борисычем обсудили этот момент и пришли к выводу, что в будущем не стоит пренебрегать эти тостом, ибо, чем крепче наш Президент, тем крепче наш флот и мы, соответственно.

Но праздник закончился, и потекли напряженные суровые испытательные будни. Яркие впечатления от встречи с новыми людьми стерлись и потускнели. Экспедицию Снежинска сменила экспедиция Сарова, цикл работы которой уже подходил к концу. Ко дню проведения испытания, «на кнопку», как принято говорить у испытателей, прилетел Юрий Иванович Соколов. Он присутствовал в командном пункте руководства во время всего цикла проведения эксперимента. Эксперимент прошел на пять баллов, председатель Госкомиссии Виктор Алексеевич Бушин пригласил командира на вечерний банкет в ознаменование успешного завершения испытательного сезона и в оставшееся до банкета время генерал, в нашем с Борисычем сопровождении, отправился по объектам испытательной станции. На этом маршруте от былого командирского благодушия не осталось и следа. Каждый военный знает, что недостатков в содержании заведований командира любого ранга можно найти огромное количество. Особенно в отдаленном от цивилизации гарнизоне и при очень редких визитах старших начальников. Короче, драл он нас Борисичем, как сидоровых коз. Серёжу, как командира части, а меня, как его непосредственного начальника. Мне было предложено надеть сапоги и портупею, чтобы стать больше военным, Борисычу тоже что-то такое же обидное. Могу сказать, что не со всеми претензиями генерала мы были согласны, поэтому расстроились и обозлились весьма серьезно. Настолько серьезно, что поначалу даже хотели проигнорировать вечерний раут, на который мы тоже были приглашены. Но наши друзья-саровцы в этой ситуации были совершенно не при чем и требования политеса не допускали нашего отсутствия на этом мероприятии. За столом пошли, обычные в подобной ситуации, тосты за ядерный щит, за испытателей, за всех причастных к исполнению поставленных задач etc. И тут встаёт Серёжа и начинает произносить панегирик в адрес человека, который не досыпает, кладет все свои силы на поддержание испытательной станции, в частности, и полигона, в целом, в постоянной боевой готовности. Говорит долго, витиевато и красиво. Взоры друзей-саровцев обращаются на Юрия Ивановича, Юрий Иванович начинает смущаться, и вытягиваться в струнку, я думаю о том, что Борисыч таким тостом решил сгладить ранее высказанные претензии и замечания, и это меня очень сильно обескураживает и удручает. Наступает кульминация тоста, Борисыч косит на меня хитрым взглядом и резюмирует: «Так выпьем же за Президента Российской Федерации!». Немой паузе, последовавшей за этим, позавидовал бы сам Николай Васильевич! Затем загремели стулья и зазвенели стаканы. Я в очередной раз понял, что Борисыч – это БОРИСЫЧ!!!

image005

Поселок Северный со стороны Рыжухи (2003 г.)

image006

Поселок Северный со стороны Рыжухи (2003 г.)

image007

В тундре (2003 г.) (Ботвинкин С.Б., Бурутин А.Г., Журавлев А.Ф.)

После тоста за Президента (2003 г.)  (Филин В.А., Кулунчаков В.М., Ботвинкин С.Б., Мокшенков В.Ф.,Прудов Н.В., Журавлев А.Ф., Соколов Ю.И., Шилыганов Е.А.)

Аппендицит

Середина сентября 2003-2004 года (не помню уж точно). Стандартная штатная ситуация. Идут подготовительные работы на штольне, заканчивается подготовка к зиме. У причала стоит «Яуза», доставившая груз экспедиций и что-то для нужд посёлка. У одного из матросов команды случается приступ аппендицита. Корабельный доктор, произведя осмотр, делает вывод, что необходимо оперировать. В медпункте гарнизона «на хозяйстве», прибывший летом этого года выпускник военмеда старший лейтенант Юра Горшков. По штату в данном медпункте два доктора – начальник и ординатор. Начальник, введя в курс дела нового сотрудника, убыл в отпуск. Во все предыдущие времена на время проведения испытаний медпункт Северного усиливался специалистами госпиталя, чаще всего хирургами. Но времена были уже не те, да и базовый госпиталь в Белушке имел потребность в усилении кадрами с Большой Земли. Поэтому два доктора, не хирурги по специальности, (корабельный и гарнизонный) проведя консилиум, докладывают о состоянии больного в госпиталь Белушки и получают информацию о планирующемся санрейсе вертолета. Погода в районе поселка тоже достаточно стандартная для этого времени года – сплошная низкая облачность, с нижним краем +/- 50 метров.

Здесь надо сделать небольшое отступление. После потери вертолета в 1999 году и прекращения функционирования вертолетных площадок на Паньковой Земле и Чиракино, а также после перебазирования вертолетной эскадрильи на аэродром Громово под Питером, вертолетное авиационное обеспечение осуществлялось вахтовым методом, при обязательном нахождении в воздухе на все время полетов вертолетов самолета-ретранслятора Ан-26. Оценку фактической метеообстановки и разрешение на полеты выдавали в каком-то большом штабе (уж забыл чего) в Санкт-Петербурге. Чтобы поднять самолет, надо было иметь запасные аэродромы на материке. Ну, вы меня понимаете, сколько разного рода бюрократических действий нужно было произвести, чтобы совершить незапланированный вылет.

Короче, диагноз был поставлен в первой половине дня, санрейс заказан, больной матрос перебазирован в медпункт, повседневная жизнь потекла своим обычным руслом. Некоторое возмущение в это течение вносили разглядывание неба и горизонта и периодические доклады в госпиталь о состоянии больного. А больной, вот незадача то, почему то не хотел спокойно дожидаться эвакуации в госпиталь. С каждым часом ему становилось все хуже и хуже. А погоды всё не было и не было. Мы уже стали понимать, что никто на ночь глядя вертолет не отправит. В какой-то момент, уже ближе к вечеру, Борисыч позвал меня в медпункт (я же на период испытаний был в поселке старшим военным начальником), чтобы я лично выслушал местного молодого доктора Юру. А доктор сказал, что по всем признакам у бойца начинается перитонит и до следующего утра он может не дожить. В помещении ординаторской медпункта повис огромный, тяжелый и гнетущий вопрос – что делать?

Два слова о самом медпункте. Это деревянное сборно-щитовое здание было моим ровесником. Построили его в 1963 году. Когда-то оно было неплохо оборудовано, имело помещение стационара коек на 10, рентгенографический, стоматологический кабинеты, какую-никакую операционную и т.д. Я хорошо это помню, потому что году в 87-88 частенько заглядывал туда к своему другу Сереже Донченко, хирургу от Бога на работе и восхитительному тенору во внеслужебное время на чашку чая и арию мистера Икс. К описываемому времени, всё постепенно пришло в упадок. Было чистенько, но убого. Даже само здание покосилось и полы в нем были далеки от горизонтального положения.

Так вот, вопрос висел, мы пытались проговорить возможные пути его решения. Оперировать на месте было не кем, и не было всех необходимых медикаментов, в первую очередь анестезии. В ходе разговора с Юрой Горшковым вдруг выяснилось, что он, несмотря на то, что по специальности был терапевтом, хирургией интересовался и факультативно посещал занятия и принимал участие (в каком-то качестве) в операциях, имея желание в перспективе переквалифицироваться. Время шло, а состояние бойца лавинообразно ухудшалось. Мы уже точно понимали, что сегодня вертолет не прилетит, и не было никакой уверенности, что он прилетит завтра. И вот тогда на каком-то тонком уровне у нас Борисычем возникла одна и та же мысль. Мы глянули друг на друга и практически одновременно задали вопрос: «Юра, а может ты попробуешь прооперировать?» Уже сейчас я понимаю перед каким тяжелым выбором мы его поставили. Юра глубоко задумался. Повисла гнетущая тишина. «Втихаря делать нельзя, а если спросить – Белушка не разрешит», — через некоторое время ответил он. Попытка не пытка, будем пробовать решили мы с Серёжей. Вариантов то все равно других не было. Я позвонил дежурному по госпиталю и рассказал все нюансы нашего предложения. Внутренне мы прекрасно понимали, что никто на себя такую ответственность взять не захочет. В этот момент в Белушке находился главный хирург главка из Сергиево-Посадского госпиталя. Естественно, что дежурный взял тайм-аут на консультацию со старшими начальниками. Так же естественно и предсказуемо, что через десяток минут раздался звонок и нам было категорически запрещено предпринимать какие-либо радикальные действия. И тут Борисыч, встав с диванчика и одернув камуфляж, сказал: «Старший лейтенант Горшков! Я Вам приказываю провести операцию по спасению жизни больного. Всю ответственность принимаю на себя!» Юра вскочил, промолчал доли секунды, и ответил: «Есть. Я пошел готовить операционную».  Когда он вышел, я пожал Борисычу руку и сказал, что приказ отдать приказ доктору ему отдал я. (Витиеватая получилась фраза, но, я думаю, все поняли, что я имел в виду). При этом мы оба прекрасно понимали, что в случае неудачи Юры, нас, конечно, очень строго накажут. Но под уголовную статью сознательно пошел только он. Через некоторое время раздался звонок из Белушки и дежурный доктор попросил к телефону Горшкова с очередным докладом о состоянии больного. Я ответил, что доктор сейчас с больным, улучшений нет, а объективные данные он сообщит позже. Я положил трубку и сказал Борисычу, что надо выводить из строя коммутатор «Разрез», ибо Юру отвлекать мы не будем, а звонками нас задолбают. Серёга хмыкнул, снял трубку и своему начальнику связи Жене Корикову отдал команду сообщить на «Декорацию», что у нас поломка аппаратуры, которая спешно устраняется, а фактически приказал отключиться от внешней открытой связи. Этим действием связь с внешним миром не прерывалась, в кабинете командира были телефоны ЗАС и ВЧПС, но нас не было в этом кабинете и поэтому мы были избавлены от необходимости отвечать на формальные вопросы.

Тем временем Юра со штатной медсестрой медпункта Олей Барсуковой и бойцом-срочником (фельдшером по специальности) приготовили операционную. Единственным помещением, которое подошло для этих целей было помещение на двери которого (еще наверное в год постройки) было написано – «Гнойная перевязочная». Для ассистирования, к имевшимся в наличии двум специалистам, был вызван корабельный доктор с «Яузы». Больному матросу всё объяснили, исключая только то, что делать эту операцию никто не имеет права. А так же предупредили, что ввиду отсутствия анестезиолога и средств анестезии, операция будет проводиться под местным наркозом, поэтому придется очень сильно потерпеть. Операция началась…

Мы с Борисычем остались в медпункте. Сидели в ординаторской, подходили к двери операционной и снова уходили в ординаторскую, так как слышать стоны бойца, которые раздавались оттуда, было невыносимо. Операция длилась более трех часов. Когда доктора, физически измочаленные, вышли из операционной, мы с Борисычем были измочалены морально в ноль. Юра сказал, что сделал все что мог, но полностью почистить брюшную полость он не смог, в первую очередь из-за отсутствия необходимых для этого инструментов, принадлежностей и медикаментов. Сказал так же, что повторную операцию нужно провести в максимально короткие сроки. Больного отвезли в палату, выставили возле него вахту из бойцов, Юра их проинструктировал что делать и рухнул спать тут же в ординаторской, остальные разошлись по своим местам. Мы с Борисычем пошли в его кабинет и «починили» коммутатор «Разреза». Практически сразу раздался звонок дежурного по госпиталю. Я взял трубку и, остановив поток его стенаний о том, что от него требуют информацию по больному, сказал о проведенной операции и о не снимаемом запросе на санрейс. Повисла долгая пауза, потом дежурный сказал, что всем доложит и что нам не завидует. Дело было уже за 23.00 и я попросил его, чтобы он передал нашу просьбу не донимать нас вопросами сегодня, тем более доктора Горшкова. Надо отдать должное тому, что нас услышали, и ночь прошла без разборок.

Утром, еще до построения части на развод, на котором мы обычно ежедневно встречались с Сергеем, мы встретились с ним в медпункте. Состояние прооперированного матроса было стабильно тяжелое, но он был жив! На выходе из медпункта мы с Серёгой озвучили друг другу то, что нам было очевидно сразу, как мы вышли на улицу – вертолета не будет! Облачность стала ещё ниже и ещё плотнее… Неужели все напрасно, подумали мы.

После развода личного состава мы все по очереди переговорили с разными должностными лицами, которые очень вразумительно рассказали нам о нашей ответственности за принятое решения и о страшных последствиях, которые нас неотвратимо настигнут.  От ответа на наш единственный вопрос о времени прилета вертолета, все старательно уходили и предлагали держать непрерывную связь с нашим метеоотделом. Так, за разговорами и докладами, подошло время обеда. Мы вышли с Борисычем на плац и вдруг видим, что по проливу идет гидрографическое судно ГС-278, возвращающееся после выполнения части своих запланированных работ по гидрографическому обеспечению района плавания. Не сговариваясь, мы метнулись в Серёгин разъездной ГАЗ-66 и рванули на причал. Капитаном гэтэски, как её все называли, был наш давний и надёжный друг Иван Иванович Халяев. Он не первый год работал в нашем районе неоднократно выручал нас. Всего того, что он делал, помимо своего основного предназначения, и не перечислить. Только по моей просьбе он попутно дважды вывозил из поселка по окончанию работ экспедиции федеральных центров и полигона, когда погодные условия не позволяли принять вертолеты. Причем, всё начиналось, как обычно, с просьбы взять на борт 5-6 человек, которым нужно очень срочно убыть на Большую, а закачивалось тем что, тоже как обычно, он увозил всех – до сотни человек, как последний пароход из Севастополя.

Но в этот раз все было по-другому. Мы поехали просить Ивана Ивановича совершить незапланированный санитарный переход на Белушку. ГС-278 ходил под гидрографическим флагом ВМФ и являлся судном Северного флота, но экипаж был полностью гражданским. Только они ошвартовались у причала, мы с Сергеем поднялись на борт и пошли к капитану. Иван Иванович нас радушно принял, сказал, что очень рад нас видеть, но для более предметного общения стоит выбрать время попозже, ибо они больше десяти дней были в морях и им нужно пополнить запасы, слегка отдохнуть и привести себя в порядок. Мы быстро изложили обстановку и суть нашей просьбы. Иван Иванович отреагировал мгновенно. Он сказал, что ему нужна связь с оперативным Северного флота для доклада и получения разрешения на незапланированный переход, пополнение запасов воды и 4-5 часов на подготовку к выходу. Борисыч тут же дал команду на заправку судна водой, доктору на подготовку больного к перевозке, Иван Иванович поставил задачу старпому и поехал с нами в штаб связываться с оперативным дежурным флота. Обо всех этих действиях мы в Белушку не докладывали, надеясь, что за это время прилетит вертолет, но все надежды оказались тщетными. Через некоторое время добро не переход было получено, необходимые запасы пополнены и гэтэска была готова к выходу. Было принято решение, что сопровождать больного будут Юра Горшков и Оля Барсукова. По команде Ивана Ивановича больного и сопровождающих доставили на причал. Внезапно на причале выяснилось, что Юра, как ходил в медпункте в каких-то босоножках, так в них и приехал на причал. Борисыч тут же снял с себя берцы и отдал их Юре, а сам до самого отхода судна от причала, так и стоял в этих тапочках. Матроса провожали его командиры и товарищи с «Яузы» и вдруг среди провожающих мы увидели Пашу Малахова. Паша был представителем Радиевого института им. В.Г.Хлопина, и на протяжении многих лет, совместно с радиохимиками НИЧ, проводил мониторинг мест проведения испытаний.  Паша подошел к носилкам с матросом и спросил его, крещен ли он. Матрос ответил, что нет. Тогда Паша спросил, не хочет ли он принять таинство крещения и объяснил, что в таких экстремальных случаях это может сделать любой верующий человек, знающий нюансы данного процесса. Паша оказался очень церковным человеком, о чем никто не подозревал. Получив согласие бойца, Паша достал молитвенник, совершил над ним обряд, надел на него, снятый  с себя крест, и дал  икону Николая Чудотворца.

Товарищи-матросы по узким проходам (ГС-278 небольшое судно, всего 1000 т водоизмещением) занесли носилки в выделенную каюту, сопровождающие поднялись на борт и ГС-278 пошел на выход из Маточкина Шара. Обычно переход до Белушки занимал 14-16 часов. В этой экстремальной ситуации Иван Иванович дошел часов за двенадцать. Состояние больного не ухудшилось. Рано утром они уже ошвартовались в Белушке. Прямо с борта больного оправили на операционный стол. Юра сопроводил его до госпиталя, где его попытались привлечь к разбирательствам. Но он ответил, что Северный сейчас живет без единого медицинского специалиста, что чревато непредсказуемыми последствиями и если желающие разбираться готовы принять на себя такую ответственность, то он готов на всё. Пока продолжались долгие и мучительные раздумья, Юра на попутке доехал до причала и Иван Иванович тут же отдал швартовы.

Пока гээска шла назад в Северный, матросу провели повторную операцию и в кабинет Борисыча позвонил из госпиталя Белушки главный хирург главка. В это время в кабинете был я, поэтому и принял ту информацию, которую он поведал. А этот доктор просил передать благодарность Юре Горшкову и всем, кто принимал участие в действиях по спасению жизни матросу. Основным было то, что серьезный медицинский профессионал сказал, что Юра сделал больше, чем мог, на высоком уровне, что он будет рад оказать Юре всяческую помощь в его профессиональном становлении и тема с разбирательством по данному факту закрыта.

Ближе к ночи Иван Иванович привел ГС-278 к причалу в Северном. Мы с Борисычем отправились к нему с разного рода подарками и полночи его благодарили. А Юра, получив от нас Борисычем крепкие рукопожатия и выслушав информацию из Белушки, оправился исполнять свои повседневные обязанности. Сожалею, что не знаю где он сейчас, но знаю точно, что он настоящий Доктор!

Кстати, первый вертолет после всех этих событий, долетел до нас спустя три недели. На нем прилетел, выписавшийся из госпиталя, матрос.

image009

Маточкин Шар

бмст «Яуза»

image011

смст «Двина»

Белое солнце Северного

Аппарели

Начало ноября 2003 года. Экспедиция РФЯЦ-ВНИИТФ успешно завершила свою серию работ. Все сотрудники экспедиций в приподнятом настроении завершали демонтаж оборудования и подготовку его к отправке на материк. Здесь следует отметить тот факт, что данная операция (возвращение груза в институты) оказывала решающее влияние на подготовку и планирование работ будущего года. Этот факт станет ключевым при принятии решения в ситуации, о которой я расскажу ниже. Доставке подлежали некоторые образцы, прошедшие испытание, для их последующего изучения и анализа,  часть аппаратуры, подлежащей ремонту и метрологической аттестации, для применения её на будущий год, и много другого, не такого важного, но нужного груза. На Большую контейнеры с этим грузом должна была доставить наша «Яуза», поэтому и стояла она под погрузкой у причала.

Кроме груза экспедиций, который занимал меньше одного твиндека, все остальное пространство заполнялось резанным радиочастотным кабелем, который в рамках выполнения программы по очистке территории полигона от мусора, собирала от отработанных штолен одна коммерческая организация, в руководстве которой присутствовали высокие отставные чины 12 главка. Сама идея очистки территории правильная и очень нужная. Но эта работа была начата не со свалок с бытовым и строительным мусором, не огромного количества тары и конструкций из черного металла, а именно с радиочастотного медесодержащего кабеля. Эту компанию на полигоне представлял один человек с некоторым комплектом бензопил, бензо-болгарок, цепей и дисков и широкими полномочиями. Все остальное материально-техническое обеспечение проводимых работ возлагалось на полигон. А в это обеспечение входили – личный состав, транспорт до штолен, разбросанных в радиусе 5-7 километров от поселка, грузовой транспорт для вывоза собранного кабеля, обеспечение этого транспорта ГСМ (которые были строго лимитированы), ну и доставка всего этого «мусора» на материк. Основная часть из этих забот лежала на испытательной станции и её командире. Ну да ладно, сейчас не об этом.

Была начата погрузка экспедиционных грузов. В один из дней загрузили какую-то небольшую часть, день закончился и все ушли на отдых. А ночью со стороны горы Рыжухи, практически перпендикулярно к борту «Яузы» задула традиционная новоземельская бора. Дула она меньше суток, но скорость ветра достигала 50 м/с. А потом так же внезапно, как и началась, бора стихла. Практически незагруженная «Яуза» (с минимально возможной осадкой), ошвартованная у плавпричала, представляла собой в этой ситуации идеальный парус. Командир «Яузы» Сергей Владимирович Мараховский еще в процессе ветродуя докладывал, что корабль отжимает о берега вместе с плавпричалом. В какой-то момент даже возникали сомнения, выдержат ли швартовы такой ветер. И это при том, что как положено в наших сложных условиях, были заведены дополнительные швартовые концы. Когда ветер стих, мы выехали к причалу и увидели, что все четыре аппарели (переходных мостка), ведущие на причал, отсутствуют. Аппарели представляют из себя плоские металлические конструкции размером примерно 5х2 метра, лежащие попарно между берегом и плавпричалом и предназначенные для обеспечения въезда (прохода) на причал и с него. Аппарели лежат свободно, под собственной тяжестью, а к углам лежащего на берегу края, через  проушины скобами закреплены отрезки якорь-цепей, которые, в свою очередь, заведены на мощные швартовочные тумбы. В нормальных условиях плавпричал «дышит» от приливов-отливов, течения и ветра. Свободные концы аппарелей при этом перемещаются по палубе и корню причала. Но в этот раз всё было не так. Корабль с пришвартованным к нему плавпричалом (в этой ситуации получилось именно так) настолько отжало от берега, что аппарели сначала соскочили с причала, а потом, оборвав проушины и сломав скобы, упали в воду. Между конем причала и самим причалом холодной ноябрьской водой зияла полоса метра в три шириной. Попасть на причал автомобилям с грузом стало невозможно.

Для поднятия аппарелей из воды и ремонта причала нужно было вызывать килектор с Северного флота. Но мы прекрасно понимали, что в текущем году, под занавес навигации, никто к нам не придет. Значит, следовало «отвязывать» «Яузу», включать «Прощание славянки» и махать ей вслед платочками. Но, мы так же понимали, чем обернется для экспериментов будущего года недоставка грузов экспедиции. Стоим с Борисычем, я курю, он явственно скрежещет мозгами. Через время говорит: «Феликсыч! Я тут, как-то по случаю, у какого-то заходившего танкера, на шило выменял лёгкий водолазный костюм. Давай я попробую нырнуть и подцепить аппарели». Упущу все нелитературные слова, которые я ему сказал в ответ. Они касались непонятного происхождения данного костюма, отсутствия допуска к водолазным работам и даже самой водолазной подготовки у Борисыча, наличия массы металлических конструкций в воде у причала, которые падали туда без малого 50 лет и так далее. Говорил я долго и витиевато, а Борисыч всё это, со скорбным лицом, слушал. «Ты закончил?» — спросил он, когда я замолчал для того, чтобы перевести дух. «Ведь ты же знаешь лучше меня, насколько пострадают работы институтов, если мы не отправим их груз. Давай попробуем. Я аккуратно. Только посмотрю. Если там будет полная …а, я не полезу дальше», — спокойно сказал Борисыч. Я всё понимал. Понимал и то, что если я соглашусь, то буду нести полную уголовную ответственность за все события, которые могут произойти. Помолчав и покурив, я ответил: «Хорошо! Пробуем! Если не получится легко и сразу, значит не судьба. На страховочном конце буду стоять я. Если по какой-то причине ты решишь не всплывать, то у меня другого пути, кроме как за тобой не будет, уж очень не хочется смотреть в глаза твоей семье со скамьи подсудимых. Готовимся!»

Ну а дальше все покатилось. Привез Борисыч этот костюм и теплую одежду под него (на улице было в районе -100 С, а в воде пролива -30 С), на электростанции набили баллон сжатого воздуха. Когда его привезли в причалу, то оказалось, что на нем написано «Пропан». Светлое время заканчивалось, нужно было торопиться, а начальник ДЭС Андрей Иванов, за два года до этого получивший досрочно капитана из рук однофамильца – Министра обороны, побожился, что баллон действительно с воздухом. Тут же, в автобусе, Борисыч переоделся, я попытался вспомнить хоть одну молитву, но нельзя вспомнить того, чего никогда не знал, взял в руки страховочный конец и Серега полез в воду. Всех тогдашних своих эмоций я уже и не вспомню, но осталось четкое ощущение жуткого страха и, непрерывно вращающейся по кругу, мысли о том стоит ли возможно достижимый результат того риска, которому был подвергнут Серёга. А что думал в этот момент Серёжа, я не знаю. Когда все завершилось, мы ни разу не обсуждали этот случай в нашей жизни. Видимо сознание включало самозащиту от полученного стресса.

Сергей провел в воде без малого час. В первые же минуты вышел из строя фонарь, обычный батареечный фонарь, который мы с помощью полиэтилена и скотча пытались герметизировать. Дальше Борисыч проводил поиск исключительно при свете затухающего ноябрьского дня. В итоге ему удалось застропить одну аппарель за одну проушину, что позволило очень аккуратно поднять эту аппарель на берег. Когда она была уложена на штатное место между берегом и причалом, стало очевидным то, что теоретически было понятно и до того. Ширина аппарели была на несколько десятков сантиметров больше, чем ширина колесной базы  грузового автомобиля и позволяла  ему проехать с минимальными зазорами от края. Но позволяла! Благо за рулем экспедиционных автомобилей были опытные водители. Серёга от холода дрожал мелкой дрожью, но был безмерно счастлив тем, что ему удалось сделать. Я же был так же безмерно рад тому, что мне не пришлось нырять в студёную воду и что работы следующего года не будут сорваны. Наверное мы что-то приняли для согрева и пошли заниматься текущими делами.

Доклад в Белушку о ситуации решили сделать уже утром, естественно без всех душещипательных подробностей, а груз продолжить загрузить максимально быстро, но при этом максимально осторожно, чтобы еще и грузовик не уронить в пролив.

Утром я позвонил оставшемуся за командира начальнику штаба Сергею Анатольевичу Горбачу и доложил, что продолжить погрузку «Яузы» из-за сложившихся обстоятельств невозможно и она раньше времени, определенного графиком, уйдет на материк. При этом груз экспедиций загружен на 100%, а кабель на 30%. Сергей Анатольевич прекрасно отдавал себе отчет в том, что главк будет очень недоволен недозагрузкой кабеля, но лишних вопросов задавать не стал и подтвердил решение об убытии «Яузы» по готовности к переходу. Зато на следующий день меня разыскал телефонный звонок одного из руководителей главка, который стал призывать меня к проявлению флотской смекалки и инициативы для безусловного выполнения поставленной перед нами задачи по вывозу кабеля. Я ответил, что смекалка уже проявлена и мы готовы выполнить любую задачу, дело только за малым – нужно письменное разрешение из Москвы на проведение водолазных работ недопущенным к ним человеком с недопущенным оборудованием. Все вопросы тут же отпали. Кстати, подобное поведение «руководителей» было уже ранее замечено. Когда весь кабель на приустьевых площадках штолен был собран, нам было предложено войти в доступные (не забитые бетоном) части штолен. Мы попросили заключение горноспасательной организации о безопасности данного действия. Долго мы с Борисычем ждали этого заключения, но так и не дождались.

image013

Аппарели на месте

image014

Работы завершены (Шилыганов Е.А., Великодный В.А., Грек В.А.,   Ботвинкин С.Б., Мельник М.П., Журавлев А.Ф., Мокшенков В.Ф., Сушко А.А.)

image015

Награждены медалью в честь 50-летия Полигона (Ботвинкин С.Б., Афанасьев Д.А., Гетман В.Н.)

image017

image016

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Пик Седова и пик службы

Искренность, открытость, ответственность и высокий профессионализм – эти качества, присущие Сергею, притягивали к нему и подобных же людей. С ним спокойно и с интересом общались все – от Министров обороны и Минатома, которых в 2002 году Борисыч был вынужден принимать самостоятельно, так как остальные вертолеты с сопровождающими лицами и командованием полигона до Северного из-за погоды не долетели до каждого матроса и работника экспедиций или подрядных организаций. Раз в два – три года с экспедицией своего института из Снежинска прилетал Георгий Николаевич Рыкованов, директор РФЯЦ-ВНИИТФ. Так, в очередной раз, он прилетел и в 2006 году. Я к тому моменту уже уволился и доподлинно не знаю, у кого из них впервые родилась эта идея, но осуществили они её совместно. А идея состояла в установке на вершине пика Седова, одного из символов Северного, памятного знака. Пик находится на северном острове архипелага и доступ к нему, скажем так, затруднён. Высота пика составляет порядка 1100 метров, но число поднявшихся на него, я думаю, составит не более пары-тройки десятков человек за всю историю Земли. Для сравнения, за всю историю фиксирования восхождений, на Эверест взошло порядка 10 тысяч человек! Так что желание покорить пик Седова было очень велико. Георгий Николаевич привез с собой памятный знак, изготовленный, как гласит надпись на табличке, в честь нескольких событий – 50-летия РФЯЦ-ВНИИТФ, 60-летия Минсредмаша, 60-летия кафедры теоретической ядерной физики МИФИ и 60-летия РФЯЦ-ВНИИЭФ.

И вот, 26 июля 2006 года, за день до 50-летнего юбилея Серёжи, группа восходителей была доставлена на северный остров вертолетом, а затем они совершили восхождение на вершину, где и установили этот знак. Думаю, что с тех пор на пике никого не было, но уверен, что пройдет время и кто-нибудь обязательно поднимется туда снова, чтобы увидеть этот знак и весь пролив Маточкин Шар с запада на восток, от Баренцева до Карского морей.

А на следующий день полковнику Ботвинкину Сергею Борисовичу  исполнилось 50 лет. Этот возраст пиковый в службе – предельный возраст пребывания на военной службе для офицеров в звании полковника. Можно было продолжать службу и дальше, при взаимном согласии командования и военнослужащего, но «обязаловка» заканчивалась. Серёга получил массу поздравлений от своих многочисленных друзей, товарищей, приятелей и сослуживцев. Но самым главным поздравлением и самым ценным подарком была бумага от 12 ГУ МО, свидетельствующая о том, что Борисычу и его семье выделяется квартира в ближнем Подмосковье, в Нахабино. Можно было начинать готовиться «на дембель».

image018

Пик Седова

image019

Памятный знак (2006 г.)

image020

На пике (2006 г.) (Рыкованов Г.Н., Ботвинкин С.Б.)

image021

Восходители (2006 г.)

Боль

Вечером 24 октября 2007 года раздался телефонный звонок. Вижу, что звонит наш с Борисычем давний друг – Володя Клименко, главный бухгалтер «Экспедиции №2». Все годы после моего увольнения, до настоящего времени, мы поддерживаем с ним самые тёплые взаимоотношения и периодически общаемся  лично, а чаще по телефону. Вот и в тот вечер ничего необычного в Володином звонке не было. Но тому, что я услышал, я не поверил. Володя сказал, что погиб Сергей Борисович, ему только что позвонили из поселка. Слегка придя в себя, я стал звонить оперативному дежурному полигона, благо времени с моего увольнения прошло немного и меня еще все помнили. Страшная весть получила подтверждение.

Несколько дней назад я разговаривал с Борисычем и он мне сказал, что фактически завершил свою деятельность в Северном. Осталось только поставить жирную точку — дождаться прихода танкера «Котлас» и  раскачать зимовочный запас дизтоплива. После этого можно спокойно лететь в Белушку, а потом и на Большую, сначала в отпуск, затем в госпиталь на ВВК и к лету ждать приказа на увольнение в запас. Мы даже предположили, что обязательно встретимся в преддверье нового года на, ставшем уже традиционным, корпоративном праздновании в «Экспедиции № 2».

Подробности происшедшего я узнал уже значительно позже, когда встретился в Питере на погребении Серёжи с сопровождавшими гроб офицерами. Суть была проста и от этого очень страшна. «Котлас» пришел в Северный и стал под раскачку. Когда выполнили все необходимые действия и топливо пошло в ёмкости, Борисыч дал команду матросам во главе со старшим, принимавшим участие в постановке танкера к причалу и под раскачку, двигаться в казарму, следуя вдоль топливопровода, идущему, в свою очередь, вдоль пролива. Это было необходимо для того, чтобы убедиться в отсутствии прорывов в топливопроводе. Сам Борисыч пошел за ними на некотором отдалении. На этом маршруте где-то, среди разного рода металлоконструкций и неровностей местности, в лежке находился белый медведь. Медведь пропустил группу матросов и напал на Серёжу. Никто ничего не услышал. Тело Сергея нашли позже на берегу пролива.

А в тот страшный вечер командир попросил меня сообщить эту ужасную весть Серёжиной семье, так как я был знаком с ними. Не хочу вспоминать этот момент…

Потом была нелетная погода и Сергея не могли вывезти из поселка на вертолете. В Белушку, спустя дней пять, Сергея доставил «Котлас», закончивший раскачку. В Рогачево стоял борт Ан-26 из Громовской эскадрильи, который мог отвести гроб на прямую в Питер, но требования прокуратуры предписывали доставить тело на судмедэкспертизу по территориальному принципу в Северодвинск. Это означало, что погребение будет еще задержано на неопределенный срок, так ка из Северодвинска пришлось бы ехать поездом. Я позвонил бывшему прокурору новоземельского гарнизона Петру Михайловичу Галущинскому, который служил в Москве, с просьбой о помощи. И он помог, организовал экспертизу в Питере. На восьмые сутки Сергея отпели в Никольском соборе и похоронили на Северном кладбище.

Этот текст я писал без малого год. Начинал и останавливался, снова начинал. Непросто было положить на бумагу эти воспоминания, потому что это не просто воспоминания, а болезненная часть моей души. Когда я прислал Сережиной дочке Оле книгу «Наша Новая Земля», она, прочитав её, попросила написать о папе. Очень мало удалось ей с ним пообщаться и горечь от потери не утихает. Я сказал, что буду пробовать и, что это будет непросто для меня. Сергей был старше меня на 7 лет. Несмотря на то, что формально в последние годы я был его начальником, я его всегда воспринимал как старшего товарища и наставника. Борисыч всегда был кладезем знаний и умений, учиться у него можно было бесконечно. И вот теперь я стал старше его, но мне и сейчас очень часто не хватает его совета или просто проговаривания той или иной проблемы, ибо, как вы могли понять из всего написанного выше, для Сергея Борисовича Ботвинкина не было неразрешимых проблем.

Ровно через 10 лет и три дня после гибели Сергея, 27 октября (в число дня рождения Сергея) 2017 года родился Алексей Романович Чернядьев, сын Оли Чернядьевой (Ботвинкиной), внук Борисыча. Я видел его только на фото, но мне кажется, что он очень похож на деда, особенно неповторимым хитрым и зрящим в корень взглядом Борисыча. Реинкарнация не входит в число понятий исповедуемой мной религии, но я очень верю, что Серёжа где-то очень рядом с Лёшей.

А.Ф.Журавлев

фото: Рыкованов Г.Н., Ботвинкин С.Б., Смирнов В.Г.

Кто и как строил объекты типа «А» и типа «Ю»

image001

Полковник в отставке, ветеран подразделений особого риска, кавалер ордена Почета, кандидат технических наук, доцент, старший научный сотрудник, мастер спорта СССР по морскому многоборью, чемпион первенства Новой Земли по плаванию в 1975-1978 г.г.

 

Моя служба на 6 ГЦП МО началась 10 августа 1974 года в отделе капитального строительства после выпуска из училища. Я занимал должность помощника начальника отдела и после непродолжительного испытательного срока командование нашей части поручило мне вести объекты типа «А» и типа «Ю» в части их обеспечения технической документацией и контроля за ходом строительства. Эта работа и позволила мне познакомиться со многими выдающимися людьми, которые на разных стадиях принимали участие в подготовке названных объектов к испытаниям. Они все были грамотными специалистами, опытными командирами, замечательными людьми, и я всем им благодарен за их участие в моем становлении как офицера, инженера и человека.

Так получилось, что в конце 1974 – начале 1975 годов произошла смена наших прямых начальников: вместо вице-адмирала Вощинина А.Н. начальником 6 управления ВМФ стал контр-адмирал  Шитиков Е.А., начальника полигона контр-адмирала Миненко Н.Г. сменил контр-адмирал Кострицкий С.П.

Станислав Петрович Кострицкий оставил яркий след на Новой Земле. Строгий и даже жесткий командир, он был находчивым человеком с хорошим чувством юмора. Однажды на торжественном собрании в Доме офицеров, посвященном Дню СА и ВМФ, он выступал с традиционным по такому случаю докладом. Все как положено: полный зал празднично одетых людей, на сцене президиум, С.П. на трибуне. Заканчивается доклад, С.П. произносит заключительные слова, поздравления и призывы: «Да здравствует Коммунистическая партия Советского Союза, Да здравствует… Великая Октябрьская Социалистическая Революция…» и поворачивается в сторону президиума. Заместитель начальника политотдела капитан 1 ранга Матузков лихорадочно листает листы своего экземпляра доклада и оторопело застывает – у него написано то же самое! С.П. поворачивается к залу и заканчивает этот призыв: «И ее славные Вооруженные Силы!» Бурные аплодисменты, преходящие в овации. Тем не менее, как человек С.П. терялся, смущался, был стеснительным в некоторых бытовых ситуациях. В частности, он приходил на переговоры со своей женой и буквально не мог связать двух слов: «Никак нет, так точно». Ведь голосовой связи не было, переговоры шли по телеграфу с участием телеграфистов. Не раз Сотник, ныне Колобова Людмила Павловна брала переговоры в свои руки в прямом и переносном смысле слова и переводила с адмиральского языка на домашний.

image003

Слева направо: С.П. Кострицкий, Г.А. Кауров, О.В. Козлов, И.В. Петрянов- Соколов, Р.П. Качаев

 

Станиславу Петровичу оставалось только поддакивать, и это было для него большим облегчением. Он уходил с переговоров буквально отдохнувшим, готовым решать новые и простые, и сложные задачи полигона, в первую очередь связанные с основным его предназначением – проведением испытаний.

Мой первый командир в офицерской службе начальник Отдела капитального строительства полковник Микерин Л.И. также в это время был переведен в Ленинградскую военно-морскую базу. Заканчивал я свою службу на Новой Земле, когда ОКСом командовал полковник Колосов Евгений Федорович. Это был человек из «легиона» Серебреникова В.Л., офицер, прошедший столичную штабную школу. Он был совершенно другим по характеру, по манерам, по деловым качествам в отличие от Микерина Л.И., был значительно моложе его, но они оба знали свое дело. С ними было интересно служить.

image005

Старший матрос Л.П. Сотник (ныне Л.П. Колобова), 1975 г.

 

В ОКСе меня встретили мои старшие товарищи, наставники: Жданов В.Д., Бочков А.Ф, Шулайкин С.Ф., Гомеров А.А., Вышинский В.С., Андреев В.А. Прошло уже больше 40 лет, но мне приятно вспоминать их и тем более встречаться.

Нашим соседом по 4 этажу штаба был Особый отдел КГБ. Возглавлял его тогда полковник Чарцев Л.А., а мою работу курировал его заместитель – капитан второго ранга Куликов Станислав Петрович, очень внимательный, тактичный, эрудированный  человек. Он часто вызывал меня к себе с чертежами объектов «А» и «Ю» и картами, вникал в суть проектов для правильного решения своих служебных задач. С ним можно было поговорить на любые темы. Но, понятно, вопросы задавал, конечно, он.

Общее планирование строительства объектов для испытаний вели наши старшие начальники в 6 управлении ВМФ в отделе полковника В.Л. Серебреникова, вся офицерская служба которого прошла именно в этом отделе.

image008

Во втором ряду слева направо: Р.П. Качаев, В.Л. Серебреников, С.И. Кузин, Ю.А. Лобанов

Это был грамотный инженер, строгий, жесткий начальник, педант и вообще волевой человек по жизни. По шевелению его усов можно было понять оценку своего доклада или предложения.

В этом отделе проходил службу лауреат Госпремии СССР подполковник Качаев Р.П. (это его слова: на Новой Земле трудно только первые 13 лет).

Он знал наизусть сборники сметных цен по работам на объектах типа «А» и «Ю» и легко разрушал попытки горняков и монтажников обойти эти нормативные документы. В отделе В.Л. Серебреникова служил также и Лобанов Ю.А., который отвечал за организацию перевозок на Новую Землю материалов и оборудования.

На архипелаге путевку в жизнь объектам давали геологи из 36 партии 10 экспедиции 2 Главного геологического управления Мингео СССР. Сначала по специальным заданиям на основании предварительных расчетов организаций, создававших ядерные заряды, и специализированной проектной организации обследовались перспективные районы будущих испытаний. В ходе обследований определялись подходящие по ЛНС горные массивы, определялись точки врезки и подъездные пути. При строительстве штолен геологи сопровождали горнопроходческие работы и определяли фактические характеристики горных пород, что было необходимо как для испытаний, так и для оплаты работ горнякам. Долгое время 36 партию возглавлял Арутюнов Людвиг Степанович. Геологическое сопровождение работ в зоне Д-9 осуществлял опытнейший геолог Говоров Лев Николаевич. Он достаточно точно мог определить категорию породы только по ее внешнему виду. Водителем ГТС экстра-класса был Михаил Дуденков.

image009

БМСТ Яуза, 1977 г. Подполковник Р.П. Качаев и ст. лейтенант А.Н. Колобов на переходе в п. Северный

В 1977 г. мы с подполковником Бочковым А.Ф. уговорили начальника службы РХБ капитана 2 ранга Быкова В.И. выехать к геологам в район перспективных изысканий в долине реки Чиракина, примерно в 35 км от п. Северный.

Выехали, доехали и там молодой матрос — водитель БТР-80 решил показать внедорожные характеристики машины, ну и  благополучно посадил ее в тундре на пузо. Она не просто застряла, ее присосало к почве.

Хорошо, что лагерь геологов был примерно в 5 км от этого места. Ни трактор, ни бензовоз ничего не смогли сделать.

Так вот Михаил со своим напарником двумя ГТС выдернули тяжелый БТР из этого плена. А зимой, когда в пургу, бывало, ездить приходилось буквально на ощупь, М. Дуденков чутьем угадывал не то что дорогу, а просто правильное направление движения.

image011

Подполковник А.Ф. Бочков

image013

Капитан II ранга В.И. Быков и подполковник А.Ф. Бочков

image015

Капитан II ранга В.И. Быков и ст. лейтенант А.Н. Колобов

image017

Попытка освободить БТР из «плена»

image019

ГТС геологов вытаскивают БТР

В середине 70-х годов на Новоземельском полигоне были проведены, пожалуй, самые интересные эксперименты, принципиально новые испытания: испытания в штольне А-10; самый мощный групповой подземный взрыв в штольне В-1 общей мощностью 3,8 Мт, первое групповое испытание в скважине Ю-6Н, самый мощный подземный взрыв в скважине Ю-1 – 4 Мт на глубине 1,9 км, испытание в повторно пройденной штольне А-7П.

Работы по проектированию объектов типа «А» и «Ю» вел ПромНИИпроект, ныне — ВНИПИпромтехнологии. Руководил институтом в 70-е годы Юрий Александрович Валентинов, Главным инженером проекта был Семак Юрий Илларионович, его правой рукой был Козлов Е.П., а основными помощниками опытные проектировщики: Сыцько В.И – он вел проектирование собственно сооружений штольни: штреков, разминовок, сопряжений, концевых боксов, полукольцевых выработок, участков забивки и гермостенки.

Шабанов Е.А. отвечал за раздел по прокладке труб КВИ, а Нестеров В.А. – за раздел по прокладке кабелей электроснабжения, связи, сигнализации и управления. Надо сказать, что одновременно это была компания сильнейших преферансистов, они могли играть практически без света, что называется в темную. Вот такой командой они обычно приезжали на так называемые апрельские тезисы, которые традиционно проходили под председательством референта Министра среднего машиностроения СССР Баженова В.Н., когда в проект вносились существенные изменения и дополнения. Владимир Николаевич был грамотным, опытным, тактичным, обаятельным человеком, он довольно легко «разруливал» возникавшие проблемы проектов. Нужно заметить, что изменения и дополнения вносились буквально до самого начала забивочных работ. Разрешения на внесение этих изменений и дополнений выдавал лично Негин Е.А. Несмотря на то, что финансирование строительства объектов велось по фактическим затратам, Е.А. Негин очень строго подходил к оценке предлагаемых изменений экспериментов. Я неоднократно был свидетелем, как он по полкам раскладывал очередное предложение какого-нибудь молодого ученого и объяснял ему, что нужно сделать, чтобы это предложение вошло в проект будущего объекта, а пока — нет.

image021

Участок сопряжения штольни и штрека

Работы на новом объекте начинались с подготовки подъездных путей и создания промплощадки, основными сооружениями которой были дизельная и компрессорная. После этого начиналась собственно врезка: устройство портала и разгрузочной эстакады. Иногда на удаленных объектах возводились вахтовые поселки, с общежитием и казармой, в которых проживали вахты – смены проходчиков и военных строителей. Всё на таких площадках и в таких поселках было привозным, но основной проблемой было обеспечение их водой, особенно в зимний период.

Спецстрой-700 возглавлял тогда полковник Небольсин Н.П. Он внешне был немного похож на маршала Жукова Г.К., знал это и старался быть похожим на него и в манерах. Генподрядным УНР в п. Северный командовал полковник Николаев В.Н. Сказать, что это были сильные, грамотные строители – значит, ничего не сказать. Считаю необходимым отметить, что Спецстрой-700 в свое время возглавлял Шумилов Л.В., впоследствии генерал-полковник первый заместитель Заместителя министра обороны СССР по строительству и расквартированию войск.

image023

Ветераны новоземельцы, 2017 г., слева направо: А.Н. Колобов, генерал-полковник Л.В. Шумилов, А.К. Зайцев, В.С. Вышинский

В Спецстрое-700 также служил Тихонов В.В. – впоследствии генерал-лейтенант заместитель Заместителя министра обороны РФ по строительству и расквартированию войск. Тихонов В.В. был тогда капитаном, начальником участка и одним из построенных им объектов является станция «Орбита». По тем временам ввод в эксплуатацию станции «Орбита» был прорывом в культурной жизни Новой Земли. А может и наоборот. Люди стали меньше общаться между собой, а больше с телевизором.

Проходку штолен вели горняки 2-й экспедиции предприятия ВостГОК из Желтых Вод. Работали в 4 смены с технологическим циклом: бурение шпуров пневмоперфораторами вручную, демонтаж инженерных сетей и рельсовых путей, заряжание и взрывание, проветривание, прокладка рельсовых путей и инженерных сетей, уборка породы, при необходимости – установка крепи. В среднем в месяц проходили 140-180 м выработки сечением около 8 кв. м в зависимости от категории породы. Длина штолен обычно превышала 1 км, общая длина с разветвлениями достигала 3-4 км.

image025

Встреча ветеранов-северян, 2014 г., справа налево: генерал-лейтенант В.В. Тихонов, Л. Тихонова, Л. Колобова, А.Н. Колобов

При проходке порой происходили вывалы породы. Так при проходке штольни А-14 произошел вывал с образованием полости высотой около 30 м. К счастью, обошлось без жертв. Обследовали такие вывалы горноспасатели – специалисты, которые не участвовали в горнопроходческих работах, но готовые в нештатной ситуации идти в штольню и устранять возникшие проблемы. В принципе такие ситуации крайне опасные, но доходило до курьезов. В качестве компенсации морального вреда, считай за героизм, руководство экспедиции просило командование полигона поощрить горноспасателей талонами на приобретение ковра или холодильника еще до похода в штольню, а то и просто ящиком водки или коньяка. А руководил тогда экспедицией Бурьян Вадим Антонович, главным инженером был Козлов А.М. Одиозные фигуры, пользовавшиеся непререкаемым авторитетом от рядовых проходчиков до московского руководства. При проходке одной из штолен А-15 горняки подошли к очередной развилке. И только тут обнаружилось, что в проекте нет всего-то двух цифр — координат концевого бокса. Это были совершенно секретные данные, которые мог дать только московский ПромНИИпроект. Так случилось, что в это же время п. Северный остался без связи – вышли из строя радиостанции и нужного ремкомплекта тоже не оказалось, ждали его почти месяц, а проходку вести надо. Рассчитать координаты бокса смогли только два человека – маркшейдер экспедиции и лейтенант, уполномоченный ОКС. Наши расчеты сошлись до тысячных долей, Бурьян В.А. дал указание о начале проходки нового штрека. Впоследствии ПромНИИпроект подтвердил координаты, а Вадим Антонович «допустил» меня к себе, приблизил и не раз приглашал для решения возникавших технических вопросов.

Надо сказать, что дисциплина во второй экспедиции в целом была на высоте. Ведь люди в Желтых Водах в очередь стояли, чтобы поехать на Новую Землю и готовы были на все. Например, новый главный бухгалтер для того, чтобы поехать согласился вырвать сразу полрта больных зубов.

Ближе к окончанию горнопроходческих работ начинались работы по монтажу труб КВИ и технологических кабелей. Эти работы выполняли специалисты экспедиции Минмонтажспецстроя СССР под руководством начальников экспедиции Макеева Е.Д., Муравьева В.М. и Гуселева В.Ф. Это были буквально команды рейнджеров. Люди без проблем, работали в одну смену по 12-14 часов, был бы фронт работ.

А фронт этот по мере отступления от концевых боксов сужался, в штольне становилось тесно. Бригады проходчиков и монтажников начинали мешать друг другу. Сроки же никто не отменял. На А-18 сложилась вообще критическая ситуация. Обычными технологическими приемами выйти на заданные сроки не получалось никак. Я полночи сидел над расчетами и графиками, но решение нашел. Утром показал его начальнику бюро ПромНИИпроекта Е.П. Козлову. Евгений Прокопьевич его поддержал. В 10 утра я доложил предложения на совещании, которые ежедневно проводил Е.А. Негин. Главный инженер горняков Козлов А.М. огрызаясь (потому что не горняки дали это предложение) принял его и сказал, что готов меня взять в бригадиры. Е.А. Негин лично поблагодарил меня за работу. И для меня слова Козлова А.М. и Негина Е.А. до сих пор остаются как правительственная награда.

image027

Академик РАН, генерал-лейтенант, Герой Социалистического труда, д.т.н. Е.А. Негин

Координаторами работ от ВНИИЭФ были Нагорный В.И., Касьяненко В.И. и Поляков Б.Г. От НИЧ начальниками штолен в это время были В. Кастрюлин, В. Якушкин, В. Пронин, В. Егоров, О. Нарвайш. А командирами НИЧ — Могильный В.М. и Кравец В.И. Об этих людях у меня остались самые добрые воспоминания, в том числе о В.И. Кравце как о хорошем волейболисте. При этом я до сих пор считаю, что начальники штолен были довольно бесправными, они могли только констатировать факт выполнения или невыполнения каких-то работ, но не повлиять на их выполнение. Но, мы люди военные, так было заведено, так было надо.

image029

П. Северный, 1977 г. Слева направо стоят: Б.Г. Поляков, В. Полухин, … ст. лейтенант А.Н. Колобов. Сидит – Н.И. Логунов

Безусловно, нельзя было не запомнить Михайлова В.Н.  Он тогда был заместителем Веретенникова Александра Ивановича, директора Научно-исследовательского института импульсной техники (НИИИТ). Виктор Никитович был энергичным руководителем, довольно молодым по тем временам доктором наук. Насколько я помню, то его тогда уже назначали заместителем председателя государственной комиссии по физизмерениям. Виктор Никитович питал некоторую слабость к горнякам и был, мягко говоря, строг к военным. Помню, как на А-18 на забивочных работах в устье штольни горняки около 3-х часов ночи упустили с рельсов скип с бетоном. Я был свидетелем этой ситуации и ее последствия заключались в том, что бетон, который был в пути, в дело не пойдет, и его нужно выгружать из самосвалов, пока он не начал схватываться, то есть, это потери. И еще нужно было останавливать БРУ. Поднимали скип на рельсы несколько часов. Виктор Никитович приехал на штольню утром, когда скип уже подняли. Но на совещании он «наехал» на всех военных: на военных строителей, на начальника штольни, на дежурного офицера от НИЧ (была такая «мода» назначать от НИЧ «смотрящих», я так говорю, потому что всегда был против назначения стрелочников, вплоть до окончания военной службы, когда у меня в подчинении было два генерала запаса и около 10 полковников). Меня это задело, и я «сцепился» с В.Н. Михайловым. «Разнимал» нас Негин Е.А. Но при первой же очередной встрече Виктор Никитович поздоровался и с улыбкой пожал мне руку, как бы одобряя мою твердость перед его авторитетом. Я вспоминаю В.Н. Михайлова с большим уважением за все его дела и свершения.

image031

Академик РАН, в 1992-1998 г.г. Министр РФ по атомной энергии, д.т.н. В.Н. Михайлов

Отдельно следует сказать о создании объектов типа «Ю». Это были объекты для испытания ядерных зарядов мегатонного класса, скважины глубиной более километра. Их бурение вели специалисты участка № 5 Монтажно-строительного управления 24 треста «Гидромонтаж» из городка Селятино Наро-Фоминского района Московской области. Это были опытные буровики, которые к тому времени уже работали на объектах Семипалатинского и Харабалинского (горный массив Большой Азгир, Западный Казахстан) полигонов, на архипелаге ЗФИ, участвовали в ликвидации последствий аварии на комбинате «Маяк», а также работали на многих других объектах, в том числе, на которых проводились ядерные взрывы в мирных целях, и бурили скважины глубиной 1 км и более с диаметром ствола до 4,6 м. Мало кто из новоземельцев-испытателей знает о том, что буровики МСУ-24 участвовали в проекте перераспределения стока северных рек, в частности, в соединении рек Печора и Колва в Пермском крае. Предполагалось создать искусственный канал между реками путем группового подрыва 250 ядерных зарядов на выброс грунта. Был выполнен 1 этап этого проекта – пробурены 4 скважины (ствола, как называют их буровики) глубиной 127 м диаметром 920 мм на расстоянии 165 м друг от друга с последующим подрывом четырех зарядов мощностью по 15 кт. В результате взрыва образовался канал длиной 700 метров, шириной 340 метров и глубиной 15 метров с бруствером вокруг. Несмотря на выполнение буровиками поставленной задачи, результат 1 этапа оказался неудачным: радиоактивные частицы, поднятые взрывом в воздух, были вынесены в Скандинавию, в адрес СССР были выдвинуты претензии и, кроме того, не произошло остеклования грунта, на которое рассчитывали физики. Проект был закрыт и сейчас это не канал, а искусственное озеро, которое местные жители называют ядерным. Вообще в послужном списке треста «Гидромонтаж» более десятка закрытых городов: Томск-7, Красноярск -26, Красноярск-45, Свердловск-44, Целиноград-25, Пенза-19 и другие.

С 1971 года руководил управлением Михаил Дмитриевич Леонов.

image032

Начальник МСУ-24 треста «Гидромонтаж» М.Д. Леонов

На всех испытаниях в скважинах он входил в состав Государственной приемочной комиссии. 13 лет его работы в МСУ-24 ознаменованы самыми крупными достижениями буровиков, отмеченными многими правительственными наградами, почётными званиями и новыми технологиями на базе изобретений. Это был «золотой век» старейшего подразделения «Гидромонтажа». Ученик и соратник М.Д. Леонова Александр Александрович Беликов, тоже личность незаурядная, так сказал о Леонове: «Это человек, в котором признавали безоговорочно нравственное превосходство, идущее от благородного, ничем не замутнённого чувства долга перед делом и Родиной. Всю жизнь его отличал не показной, а естественный демократизм и природный аристократизм духа. Он был прост, обаятелен и благороден. В нём просматривалась особая, спокойная основательность, прочный нравственный стержень». Первым руководителем участка №5 на Новой Земле был заместитель начальника управления Н.А. Щербань (1970 год), далее Анатолий Григорьевич Харыбин (1971-1973 год) и В.В. Кравцов (1973-1975 годы).

Руководитель участка №5 МСУ-24 треста «Гидромонтаж» в 1971-1973 г.г. А.Г. Харыбин

Работы на Новоземельском полигоне экспедиция МСУ-24 начала в 1970 году с бурения разведочной скважины глубиной 2000 м. Впервые в практике Крайнего Севера трест «Гидромонтаж» внедрил эффективный метод реактивно-турбинного бурения (РТБ) скважин большого диаметра. Уникальная технология была разработана группой конструкторов во главе с Георгием Ивановичем Буллахом в Московском институте буровой техники (ВНИИБТ). В этой работе самое активное участие принимали специалисты ВНИИ ядерной геофизики (ВНИИЯГ), директором которого был Олег Леонидович Кузнецов, впоследствии академик РАН. Они проводили полевые геофизические исследования, результатом которых были обоснования по выбору участков под испытательные скважины. Наличие таких обоснований позволило в очень сложных климатических и геологических условиях, в короткие, сжатые сроки пробурить ряд глубоких скважин большого диаметра, в которых были проведены подземные испытания одних из самых мощных в мире ядерных зарядов.

Сложность производства работ состояла в том, чтобы обеспечить вертикальность ствола. Буровая коронка, встречая новый пласт породы с новым углом залегания и новой категорией, могла «скользнуть» по нему или «забуриться» в него. Нередки были случаи «потери» коронки. Тогда приходилось бетонировать нижний участок скважины и новой коронкой разбуривать этот монолит. При цементировании обсадной трубы, бывало, повреждалась сама труба, а то при подъёме роняли и вышку. Редко, но для выяснения причин технических сбоев иногда приходилось спускаться в скважину, что было грубейшим нарушением техники безопасности и создавало угрозу жизни. Случались и пожары. Опускание зарядов в скважины, протяжка кабелей, заливка ЖРК и устройство забивочных участков также вызывали немало трудностей, так как в отличие от штольни доступа в скважину специалистов для исправления возникавших проблем уже не было. В общем, картина была похожа на Армагеддон, вспомните такой кинофильм.

Первое испытание в скважине на Новоземельском полигоне было успешно проведено на объекте  Ю-3 27 июля 1972 г. Это был малый калибровочный заряд. А 27 октября 1973 года в скважине Ю-1 испытан самый мощный заряд за период подземных испытаний. Глубина скважины была 1900 м. По словам очевидцев в районе эпицентра близлежащие сопки превратились в озера, а озера — в сопки…

В 1975 году были проведены последние испытания в скважине Ю-7 на Новоземельском полигоне, а в 1978 г. специалисты МСУ-24 треста «Гидромонтаж» выполнили бурение 20-ти скважин глубиной 20 м и диаметром 1200 мм для проекта по созданию открытого водоема на склоне г. Рыжая в п. Северный. Камуфлетными взрывами были сделаны полости на дне скважин, в них заложили взрывчатку, которая была взорвана очередями с некоторой задержкой во времени. Такая технология направленного взрыва, разработанная специалистами треста «Союзвзрывпром», позволила без применения землеройной техники создать искусственное озеро объемом более 100 тыс. куб. м., которое стало обеспечивать п. Северный пресной водой.

image035

На объекте Ю-3, 1972 г. Слева А.Г. Харыбин. В центре контр-адмирал Н.Г. Миненко

image037

Поселок Северный. Озеро Питьевое

image039

Поселок Северный, наши дни

Я провел в п. Северном почти половину своей службы на Новой Земле, в основном в летне-осенний период, а также до 3-4 месяцев в зимний период. Зимой часто приходилось решать разные вопросы с командованием гарнизона. Я всегда находил поддержку у начальника гарнизона капитана 2 ранга Демьянченко Дмитрия Антоновича и начальника штаба Чупилко Владимира Михайловича. Поддерживать связь со своим командованием в Белушьей мне помогал начальник узла связи капитан-лейтенант Ю. Тамуров. Беседы о здоровье мы вели с выпускником ВМА, молодым врачом лейтенантом Рухлядой Николаем Васильевичем, ныне полковником медицинской службы в отставке, Заслуженным деятелем науки РФ, Заслуженным врачом РФ, доктором медицинских наук, профессором кафедры военно-морской и госпитальной хирургии ВМА. Это его в 1977 г. адмиралы толкали к медведю, которого ранил солдат из подразделения охраны МСМ на площадке ЦПА объекта А-7П, мол, ты врач, иди, посмотри, сделай что-нибудь.

image041

Заслуженный деятель науки РФ, Заслуженный врач РФ, д.м.н., профессор кафедры военно-морской и госпитальной хирургии ВМА им. С.М. Кирова Н.В. Рухляда

В 1975 году мне довелось зимовать в Северном вместе с замечательным человеком – инструктором политотдела капитаном 2 ранга Котовым Александром Ивановичем. Зимними вечерами в кают-компании, играя в шиш-беш, он рассказывал наизусть поэмы Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Твардовского. Александр Иванович является автором слов одной из наших любимых песен – «Север, север без конца и края» («Пусть споет мне на прощанье вьюга», https://www.youtube.com/watch?v=GWy8gsES5xg).

В заключении хочу сказать, что мы ехали на Крайний Север не за славой и не за деньгами. Ехали, чтобы испытать себя, ехали за романтикой. Какая романтика на Севере вы все знаете не понаслышке.

Наша романтика оказалась не только суровой и жесткой, но и даже опасной. Потому что для нас, военных, Новая Земля навсегда останется в памяти как полигон. Ядерный полигон. Полигон, который прошел атомную войну. Да, именно так, Новоземельский полигон прошел атомную войну. И мы все были на атомной войне.

130 ядерных испытаний за 35 лет. Общее энерговыделение 265 мегатонн. Вдумайтесь, в среднем это 378 Хиросим в год, по одной на каждый день, а по праздникам – по две. Но так было надо. Потому что так создавался ядерный щит нашего государства, нашей Родины. И мы все, независимо от того, какие обязанности на Новой Земле выполняли, мы все создавали сам полигон и участвовали в создании ядерного щита Страны. Хотелось бы, чтобы Страна, правительство России этого не забывали.

Мною приведены фамилии совсем небольшой части новоземельцев, в основном непосредственных участников испытаний ядерного оружия. Но на самом деле в подготовке и проведении испытаний участвовали люди самых разных специальностей: топографы, геодезисты, геологи, горняки, строители, монтажники, сборщики испытываемых изделий, испытатели, измерители, метеорологи, химики, летчики, моряки, связисты, врачи, водители, специалисты служб тыла и по эксплуатации аэродромов, причалов, инженерных сетей и объектов. И это далеко не полный перечень. Кроме того, мы жили на Новой Земле с семьями, так что наши дети и жены, и воспитатели детских садов, и учителя школ тоже в какой-то мере могут считать себя причастными к серьезному государственному делу. При этом никто не задумывался и не рассчитывал на награды, почести и материальное вознаграждение. Мы делали свою работу.

Тем не менее, наш общий труд был в итоге вознагражден. В день 60-летия Центрального полигона Российской Федерации в центре поселка Белушья Губа был торжественно открыт монумент создателям ядерного щита России. Это не первый памятник такого рода на Новой Земле, но, на наш взгляд, безусловно, лучший.

Жить и служить на Новой Земле было далеко не просто. Но в целом мы жили хорошо, прекрасно жили. У нас были детские сады, современные школы, спортивный комплекс с игровым и тренировочными залами, с бассейном. В спортивных соревнованиях участвовали десятки команд. Выиграть любое первенство Новой Земли было настолько престижным, что в команды соединения ПВО приезжали «легионеры» с Большой земли. А после упорных поединков мы часто проводили праздничные вечера в большой дружной компании в Доме офицеров.

А как цветет тундра летом! А какая на архипелаге летняя и подледная рыбалка! Мы все это помним, в первую очередь помним тех, как в нашей песне: «с кем служили, с кем дружили за Полярным кругом, с кем мы жили на семи ветрах». И до сих пор дружим.