Автор статьи: Попов Павел Михайлович, капитан 1 ранга, кандидат технических наук, ветеран подразделений особого риска. 17 апреля 2023 года Паше исполнилось бы 63 года.
От себя хочу добавить: мой друг, начальник, хороший сосед на Новой земле и просто великолепный человек, великолепная семья!!!! Спасибо Вам, дорогие!!!
Царствие небесное тебе Павел Михайлович!!!
Павел Михайлович Попов – капитан 1-го ранга запаса, служил на Новой Земле с 1982 года в научно-испытательной части в должностях от инженера-испытателя до заместителя начальника отдела. Затем в 1997– 2002 годах проходил службу в центральном аппарате 12-го ГУ МО. После увольнения с должности начальника отдела 6-го управления поступил на работу в центральный аппарат Минатома. В конце 2004 года с должности начальника отдела Управления бюджетного планирования и государственного заказа был переведен в Институт стратегической стабильности заместителем директора по научной работе, с 2011 года – главный научный сотрудник. Ветеран подразделений особого риска, ветеран военной службы, ветеран атомной энергетики и промышленности. Кандидат технических наук, старший научный сотрудник.
НОВАЯ ЗЕМЛЯ 1960-х ГОДОВ. ПЕРВЫЙ ПРИЕЗД.
Родился я в 1960 г. в г. Керчь Крымской области в семье офицера ВМФ Михаила Васильевича Попова, где после окончания Военной академии тыла и транспорта он служил командиром береговой базы одного из корабельных формирований. В 1964 году отец, проходивший тогда службу командиром береговой базы аварийно-спасательной службы КЧФ в Севастополе, был переведен на Новую Землю на должность заместителя командира бригады кораблей специального назначения по материально-техническому обеспечению. По прибытии участвовал в разборке и эвакуации кораблей, оставшихся после испытаний в губе Черная, принимал у Северного морского пароходства теплоход «Буковина», впервые зафрахтованный для обеспечения подземных ядерных испытаний, и был его первым комендантом во время работ в поселке Северный.
Следом за ним сразу же переехала и семья, что по тем временам удавалось далеко не всем. С жильем было туго, жили в коммуналках. Отношения между соседями складывались практически родственные и продолжались десятилетиями: переписывались, заезжали в гости; двери в комнатах не запирались. В нашей коммуналке в самой большой комнате жила наша семья (родители и мы с братом). Две другие занимали Бушины (Алексей Никитич, капитан 1-го ранга, был начальником политотдела бригады кораблей специального назначения, а его жена Анна Михайловна работала в госпитале старшей медсестрой; помню, что она постоянно носила больным матросам из ее отделения что-нибудь вкусненькое, переживала за них и всячески заботилась) и Устькачкинцевы, а затем Трофимовы (глава семьи – подполковник-медик, жена и дочь – чуть старше меня). Достаточно сказать, что от переехавших на Большую землю соседей я получал по почте подарки ко дню рождения! К Бушиным, помню, мы заехали с отцом после моего выпуска из ЛНВМУ и остались ночевать (пока учился, я тоже изредка их навещал), с Устькачкинцевыми родители переписывались, а Трофимовы уже в 2000-х годах приезжали из Астрахани в Севастополь и заходили в гости к родителям.
Горячего водоснабжения в квартирах не было, в ванных комнатах стояли «титаны», было принято ходить в баню – в поселке она располагалась в конце улицы Советской, слева за горкой (на которой стояло одноэтажное здание отделения Госбанка) на пешеходном (по коробам водовода) пути в тыл. Помню, как мы с отцом ходили в баню на штабной корабль бригады «Эмба», с которого до 1963 года осуществлялось управление атмосферными ядерными испытаниями. Удивил строгий режим прохода – не как на другие корабли (теперь я понимаю, что, по-видимому, тогда еще не была демонтирована аппаратура телеуправления — телеконтроля). Запомнилась богатая внутренняя отделка деревом ценных пород, бронзой, кожей, бархатом – этот ледового класса пароход датской постройки до передачи по репарациям Союзу ССР служил у финнов круизным лайнером.
Госпиталь в Белушьей Губе был большой и хороший уже тогда: маме удалили камни из почки – серьезная полостная операция. Представляю, как все это выглядело бы в случае окончательной реализации идеи глобального аутсорсинга, рожденной в воспаленном воображении отдельных, к счастью – бывших, современных руководителей Минобороны. Сообщение с Большой землей было весьма нерегулярным: летали Ил-14 полярной авиации, пассажиры сиживали по многу дней в ожидании погоды – в основном в Амдерме, Нарьян-Маре. Со временем самолеты стали совершеннее, но погодный фактор остался: сидеть приходилось чаще уже в Архангельске. Этот фактор определял и ассортимент продовольственных товаров: о свежих молочных и кисломолочных продуктах нечего было и мечтать (правда, была в гарнизоне ферма – в детский сад и госпиталь поставлялось молоко), а вареная колбаса служила хорошим подарком с Большой земли даже в 80-х годах. В магазине № 1 (только сейчас родилась ассоциация с Елисеевским) стояли бочки с черной и красной икрой, на полках размещались консервы: крабы, лосось, севрюга, печень трески, шпроты, тушенка, сгущенка и другие «дефициты», обширный перечень которых хорошо известен с советских времен. С тех пор я долгое время считал, что настоящий салат оливье делается именно с крабами. Продукты были или замороженные, или консервированные. Свежие овощи, завозимые в навигацию морем, выдавались в продпайках, вместе с замороженным мясом и различными консервами (очень высокого качества; теперь такие крайне редко можно встретить), галетами и иногда – воблой, запаянной в большие металлические банки. Все продукты, поставляемые для Вооруженных сил, проходили тогда строгую военную приемку; в 80-е годы качество пайковых консервов почему-то ухудшилось, не говоря уже о 90-х.
Запомнилось, что на Новой Земле всегда был вкуснейший ржаной хлеб. По-видимому, в него клали все необходимое нужного качества и ничего лишнего не клали: воровать было бессмысленно – не увезешь, и эрзац-продукты взять было негде. Этот хлеб, посыпанный сахаром-песком и политый водой из-под крана, сопровождаемый пайковой сгущенкой, в отсутствие дома родителей (протестовавших против избытка сладкого) служил замечательным лакомством. В саду и школе детям давали рыбий жир, гематоген, поливитамины.
Выдавали в пайках и местного лосося – гольцов. Помню тех гольцов – они были большие (в мой тогдашний рост), с ярко-красной мякотью. Их заготовка осуществлялась централизованно, с учетом нереста, и не была варварской – до эвакуации с Новой Земли гражданского населения заготовители добывали более серьезные объемы. Гольцы вялились в кухнях на натянутых крест-накрест веревках и использовались в общих застольях. На островах действовал «сухой закон», но, конечно же, алкоголь потреблялся, впрочем, весьма умеренно – не только в силу дефицита, просто не было традиции пьянства. Каждый отпускник считал своим долгом привезти что-нибудь для будущих праздников (тарой служили пластиковые канистры). Застолья всегда были общими в масштабе квартиры, с приглашением гостей, танцами, шутками, интересными рассказами и исполнением песен.
Должен заметить, что в мотивации тогдашнего населения Новой Земли меркантильной составляющей практически не было. Жили все, мягко говоря, небогато, и критерии благополучия не определялись материальным фактором – жизненные ориентиры были несколько иные (может быть, потому, что после войны прошло меньше 20 лет, люди ориентировались на реальные жизненные ценности). Из надбавок существовал только районный коэффициент к должностному окладу и к выслуге лет (никаких «полярок» или коэффициентов к другим начислениям не было). Зато реально работала вечерняя школа для матросов и солдат, многочисленные кружки и секции в матросском клубе и доме офицеров, большие библиотеки, несколько позже – бассейн со спортивными залами, устраивались спортивные состязания и роскошные концерты художественной самодеятельности (и не из-под палки!), выпускались не только ежедневная газета, но и периодический журнал. Уровень концертов был высок: исполнялись оперные партии и сцены из оперетт, сложные музыкальные произведения и танцевальные композиции – в гарнизоне было много образованных культурных людей с соответствующей подготовкой, а образцы местного песенного и стихотворного фольклора из 60-х годов по качеству и количеству остались, на мой взгляд, непревзойденными.
Дети развлекались строительством снежных «крепостей» (помню, меня поздно вечером снимал с «поста» отец – участники игры забыли обо мне и ушли по домам), катались с гор на санках, ходили на лыжах (в каждой квартире были и передавались по наследству несколько пар лыж – военного образца с ременными креплениями). Коньки как-то не прижились – не было подходящего ровного участка льда, даже после расчистки озерный лед оказывался бугристым, в трещинах. Бывало, что дети забредали куда-нибудь на окраину (или задерживались в гостях) и после объявления по трансляции их искали всем гарнизоном. За проступки и антиобщественное поведение подростки могли быть выселены из гарнизона вместе с родителями (существовало такое понятие – в 24 часа), правда, случаев такого выселения я не помню: видимо, угроза действовала сама по себе.
Со мной, помнится, до объявлений по радио дело не доходило (может быть, пару раз): меня узнавали и приводили домой (очень был похож на отца). Однажды, правда, я заставил отца поволноваться. В хорошую погоду он вел меня из детского сада и ему понадобилось по делам ненадолго зайти в офицерскую столовую; он оставил меня на углу «адмиральской» гостиницы: до столовой и до дома метров по 50. Погода моментально испортилась, минут через десять (как мне казалось) ожидания мне стало неуютно, и я пришел домой. Отец появился примерно через час взмыленный: все это время он искал меня на улице.
Часто детей из детского сада (а он находился в начале улицы Советской, возле ДЭС-1) в плохую погоду забирали на гусеничном транспорте, в несколько рейсов. Однажды ГТС с нами, детьми, заблудился и уехал бы в залив, если бы чудом не наткнулся на памятник Ленину, стоявший тогда перед матросским клубом.
Медведи в поселок наведывались и тогда. Вспоминается курьезный случай с хорошим концом. Некий мичман шел по улице Советской в «первый вариант» (новоземельцы поймут) и возле офицерской столовой встретил медведя. Неподалеку строился первый в поселке пятиэтажный дом; был выстроен высокий первый этаж, а второй – поднят до подоконника. Деваться было некуда, мичман бросился к стройке и в чем был («железная» шуба, валенки), в том и запрыгнул на второй этаж. Тем и спасся. Это, несомненно, был мировой рекорд, который автор в спокойной обстановке, к сожалению, повторить не смог.
В доме офицеров много лет стояло чучело медведя, добытого в тамбуре подъезда, где располагалась квартира начальника полигона. В плохую погоду медведь случайно нажал рычажок на двери и ввалился в тамбур дверь за ним захлопнулась. Там его и вынуждены были застрелить, сообщив в надзорные органы (белый медведь давно значится в Красной книге).
Отпуска не всегда были летом, и в зимний период отпускники оставляли детей на попечение соседей и друзей. Однажды мой старший брат с одноклассником, оставленным на попечение наших родителей, зашли далеко от дома. Когда внезапно испортилась погода, они наткнулись на домик насосной станции на озере Шмидта и укрылись в нем вместе с вахтенными матросами. Был хороший «первый вариант», видимость почти нулевая. Брат позвонил домой, но не договорил (товарищ испугался ответственности и нажал на рычаг) и родители не знали, где находятся дети. Всю ночь шли поиски, у мамы случился сердечный приступ, под утро ее увезли в госпиталь. Утром все стихло, и провинившиеся пришли домой. Вскоре появился отец, выгнал меня из комнаты и оба нарушителя получили ремня (единственный известный мне случай в семье). Помню, как «приемный» кричал: «Не имеете права, я не ваш ребенок!». В ответ услышал: «Твой отец мне еще спасибо скажет»; так позже и случилось.
Летом дети зимних отпускников, в свою очередь, отправлялись на Большую землю к кому-нибудь из родственников (или в пионерлагеря). Считалось нормой поручить детей какому-нибудь попутчику. Невозможно было, чтобы кто-то отказался от этого или от доставки посылки, или не приютил новоземельцев, находящихся в пути. Помню, мы с мамой завезли посылку с Новой Земли (традиционных гольцов) домой заместителю начальника 6-го управления ВМФ контр-адмиралу А.И. Кисову, Герою Советского Союза (естественно, это я теперь понимаю – кому). Самолет прилетел поздно, и был уже вечер; нас оставили ночевать (с местами в гостиницах в Москве, если кто не помнит, было тяжело), утром мы продолжили путь.
Попутчики до самого места находились редко, и дети добирались сами (как вариант, попутчики и родственники созванивались, и дети поручались в пути проводникам или стюардессам). Летом 1965 года 14-летний брат со мной, пятилетним, путешествовал по стране: военным бортом до Москвы, оттуда к родственникам в одну из прилегающих областей, затем к родственникам в Москву, затем в Севастополь. Без навигаторов и мобильных телефонов находили нужные адреса, практически везде у брата были новоземельские школьные приятели, а в Севастополе за нами присматривали родительские друзья. Все это было в порядке вещей. Сейчас времена, конечно, изменились, но, по-моему, не настолько, чтобы сознательно поощрять инфантильность в своих чадах, как поступают некоторые родители. Не было случая (впрочем, и необходимости – тоже), когда родители проверяли бы у брата или у меня домашние задания или, не дай бог, участвовали бы в их выполнении. Во все спортивные секции и кружки и на Новой Земле, и на Большой земле мы всегда записывались сами. Забегая вперед, скажу, что мой сын, когда мы поселились в г. Домодедово в выделенной Минобороны квартире, не захотел менять школу и с 13 лет до окончания школы ездил на станцию метро Сухаревскую.
Отсутствию телевидения на Новой Земле в тот период я, как, наверное, и многие, должен быть благодарен. В четыре года я уже читал, играл с соседом Алексеем Никитичем в шахматы, а воспитатели в детском саду, когда им нужно было уединиться, оставляли меня читать детям книгу. В 6 лет я собрался в школу, но родители убедили меня в отсутствии мест (потом-то я понял, что обманули), а когда в свое время пошел в первый класс, учителя водили меня во второй класс в качестве образцового чтеца.
Хотел бы вспомнить о новоземельских собаках. В 60-е годы это были ездовые полярные лайки, оставленные прежними обитателями на островах, и их потомки: крупные, красивые животные, генетически не способные враждовать с человеком. Были в поселке даже собачьи упряжки. При приближении медведя эти собаки, охраняя человека, выходили на бой и порой погибали. К сожалению, находились умельцы, делавшие из собак шапки, и порода постепенно вывелась. Уже в 70-х годах лаек почти заместили большеземельские собаки, а в 80-х порой становилось небезопасно ходить по гарнизону: стаи жили у «своих» домов и набрасывались на проходивших людей-«чужаков». От медведей же они трусливо прятались, спасая свою шкуру. Время от времени излишек этих «защитников» отстреливали. Забегая вперед, расскажу свой случай уже из 90-х годов. Однажды я находился в НИЧ по сигналу штормовой готовности № 1 в качестве старшего. Как это часто бывает, к полуночи внезапно наступил полный штиль, штормовая готовность была отменена и я, получив доклады, отпустил всех дежуривших в корпусах по домам. Пока принимал доклады, докладывал оперативному дежурному, собрался (намеревался поработать), прошло время, и я шел домой уже в одиночестве. Не успел дойти до торгового центра, как из-за дома на меня вышли собаки и обступили полукольцом; эта стая была известна своей злобностью. Они не лаяли, только смотрели и тихо рычали, из чего я заключил, что намерения у них серьезные. Звать на помощь или пытаться бежать было бессмысленно, тем более что намело по колено свежего снега, а я был в унтах и закутан в железную шубу – шел-то в часть в другую погоду. Деваться было некуда: я нагнулся (собаки сразу остановились) зачерпнул снега, слепил снежок и швырнул его в морду вожаку – прямо в нос. Собаки попятились, а после второго снежка – расступились, и я пошел дальше не оглядываясь (достиг границы «владений» стаи). Ощущения, доложу вам, не из приятных.
Можно было бы добавить еще много деталей к уже опубликованным описаниям новоземельского быта 1960-х годов, однако, боюсь, что такое отступление заняло бы слишком много места.
