«Реалистом быть трудно, горько…»
. «Для испытателей ядерного оружия всегда
была одна привилегия – быть в первых
рядах обуздания ядерной стихии».
Эта статья была подготовлена и опубликована В.А. Парафоновой, она посвящена академику РАН, первому Министру по атомной энергии России Виктору Никитовичу Михайлову.
Академик РАН В.Н. Михайлов
Вера Александровна Парафонова родилась в городе Никольске Пензенской области. После окончания школы начала работать в районной газете, где в 17 лет была напечатана ее первая статья. Окончила факультет радиоэлектроники политехнического института (ныне технический университет) в Пензе по специальности «конструирование и производство радиоаппаратуры» и философский факультет в Москве по специальности «религиозная русская философия». В научной журналистике с 1990 года, член Союза журналистов России, лауреат отраслевого конкурса Госкорпорации «Росатом». За время 40-летней трудовой деятельности Верой Александровной подготовлены и выпущены в свет авторские книги и сборники, сотни статей, в числе которых десятки портретных очерков о людях науки. С 2005 по 2012 год журналист В.А. Парафонова работала пресс-секретарем академика РАН, директора Института стратегической стабильности Министерства РФ по атомной энергии В.Н. Михайлова. В 2011 году вступила в общественную Межрегиональную организацию «Московский союз новоземельцев».
В.А. Парафонова член Союза журналистов России
Проникнуть в микромир, чем, собственно, и занимаются физики-ядерщики всю вторую половину века ХХ и начало века нынешнего, возможно лишь с помощью приборов, созданных человеком: учёным, инженером, конструктором, технологом, рабочим.
Будущий министр РФ по атомной энергии В.Н. Михайлов (в центре), госсекретарь США Д. Бейкер (слева) и научный руководитель РФЯЦ-ВНИИТФ Е.Н. Аврорин (справа) на встрече с ведущими специалистами. Челябинск-70, 1992 год
«Прибор – это глаз, при помощи которого можно заглянуть в микромир. Это очень важно», – постоянно повторял Виктор Никитович Михайлов. Физик-теоретик, экспериментатор, профессор, академик свою трудовую биографию он начинал в 1958 году после окончания МИФИ в ядерном центре Арзамас-16, ныне ВНИИЭФ. Здесь им лично и под его руководством разработано около десятка образцов ядерных и термоядерных зарядов с высокими тактико-техническими характеристиками, которые до сего дня стоят на вооружении в Российской армии. Этот важный этап биографии В.Н. Михайлова уже довольно широко освещён в печати, так же, как и время его пребывания на посту министра Российской Федерации по атомной энергии в суровые 1990-е годы.
«За кадром» остался 20-летний период его научной жизни – время работы в НИИ импульсной техники (1969–1988). Здесь с 1971 по 1987 годы Михайлов трудился заместителем директора по научной работе и главным конструктором, а в 1987-1988 годах – директором и главным конструктором. С этой должности он уходит в кабинет заместителя министра по ядерно-оружейному комплексу Минсредмаша СССР, а в 1992 году становится министром РФ по атомной энергии. Дальнейшее известно. Так что же осталось «под спудом»? Похоже – главное. Ведь именно в этот отрезок времени под руководством В.Н. Михайлова «был определён облик и создана система измерений быстропротекающих процессов для обеспечения ядерных испытаний, технические характеристики которой не уступали США».
Из его автобиографической книги «Я – «ястреб» и из многочисленных статей можно почерпнуть очень скудную информацию о том, как он, физик-теоретик, переключившись на ядерное приборостроение, продвинул эту область техники фактически на мировой уровень. Отмечая «важную роль создания специальной диагностической аппаратуры», он пишет: «Мне довелось заниматься диагностикой быстропротекающих процессов и создавать эти диагностические приборы. Конечно, я не входил в детали микроэлектроники, пришлось формулировать логику работы и информационную совместимость методов регистрации и элементов аппаратурных комплексов, потому что различные методики, могли иметь различную точность и «наводить тень на плетень», не давая в целом достоверные результаты по эксперименту. Нашу диагностику мы впервые смогли сравнить с американской в 1988 году, когда проходил совместный эксперимент по контролю за подземными ядерными взрывами. Американцы были поражены диагностической аппаратурой, которая была создана у нас в стране».
А до того, как были поражены нашей техникой американцы, прошли десятилетия научного поиска и напряжённой работы конструкторской мысли. История создания отечественного специального ядерного приборостроения могла бы быть, наверное, иной, будь её лидерами другие специалисты. Но судьбе угодно было распорядиться, чтобы у её истоков в начале 1970-х оказались несколько физиков-теоретиков, прибывших из Арзамаса-16 и Челябинска-70 в Московский НИИИТ. В их числе – Виктор Михайлов. С его приходом, по воспоминаниям сотрудников института, прибористы и методисты не просто «стали работать как единая команда», но главное – «только с его приходом они стали понимать принципиальные особенности физических измерений, специфические технические и конструктивные требования к приборам и комплексам, а также к измерительным каналам в целом». Причём, важность полученных знаний особо проявилась при групповых испытаниях ядерных зарядов, чему предшествовало создание специального оборудования и аппаратуры. В итоге всё это сказалось как на качестве разработки приборов и комплексов, так и на достоверности и надёжности полученных результатов, уникальных и очень дорогостоящих физических экспериментов, какими считаются подземные испытания.
А.И. Веретенников, Н.Ф. Маляренко, В.Н. Михайлов на Новой Земле. 1979 год.
Но самое главное, именно тогда, с приходом Михайлова, началось формирование команды, на годы вперёд определившей научно-технический облик института, перед которым стояла совершенно конкретная задача: с высокой точностью и избирательностью по отдельным узлам изделий организовать проведение испытаний. В результате коллектив НИИ импульсной техники сформировался как научно-производственная организация, обеспечивающая нужды ядерно-оружейного комплекса. Это произошло, в том числе, потому, что своевременно к научно-техническому руководству были привлечены физики-ядерщики, которые смогли совершенно по-новому организовать измерения. НИИ импульсной техники повезло, что именно сюда прибыл молодой, но уже маститый учёный (лауреат Ленинской премии), физик-теоретик, имевший к тому же глубокие знания экспериментатора и неоднократно участвовавший в воздушных и подземных испытаниях ядерных зарядов.
В.Н.Михайлов на Центральном полигоне с группой испытателей ядерного оружия. Новая Земля, 1997 год
Специалисты НИИИТа были постоянными участниками полигонных испытаний, непосредственно измеряя различные характеристики изделий и их физические параметры, внедряя и отрабатывая при этом новые технические средства и методики. В общей сложности 520 сотрудников в разные годы участвовали в полномасштабных экспериментах. Была и остаётся ещё одна особенность полигонной работы нииитовцев. Если по давней традиции экспедиции двух федеральных ядерных центров (ВНИИЭФ и ВНИИТФ) приезжают в посёлок испытателей на берегу пролива Маточкин Шар (архипелаг Новая Земля) поочерёдно, то сотрудники НИИИТа принимают участие во всех без исключения опытах.
Сам В.Н. Михайлов в те годы проводил на полигонах половину своей жизни, остальную – в московском институте импульсной техники. В одном из своих интервью он вспоминал: «Первый год после переезда в Москву было очень тяжело: всеми своими помыслами я оставался в Арзамасе-16, но помогало то, что я начал заниматься очень интересной работой – диагностикой быстропротекающих процессов при ядерном взрыве. Я начал работать в той области, которая у нас тогда весьма отставала. Объём информации по эксперименту у нас был всё-таки скудный, да и погрешностей хватало. Много пришлось работать на полигонах, в Москве бывал только половину времени, остальную половину – в Семипалатинске и на Новой Земле. Среди теоретиков было много моих учеников, потому у нас было полное взаимопонимание. И это, безусловно, помогло создать отличную диагностическую аппаратуру, которая превзошла американскую…»
В.Н.Михайлов и один из его аспирантов Е.В. Варгатый. Новая Земля, 1982 год
Необходимость использования большого числа разнообразной регистрирующей аппаратуры для разных методик физизмерений привела к усложнению процесса автоматизированной обработки результатов измерений, что затрудняло получение экспресс-информации. Да и сами методики, подчас, были трудно сравнимы. Потому едва ли не первое, чем занялся в НИИИТе Михайлов – совместимостью методик по базовому показателю. Он определил, с какой точностью нужно измерять характеристики, чтобы методики можно было сравнивать, для чего было введено понятие «одинакового веса» основного параметра для каждой методики.
Здесь стоит отвлечься и немного рассказать о трудовых буднях испытателей, о которых не знающие суть дела граждане судят порой опрометчиво, мол, привлекали их высокие заработки и существенные льготы. Виктор Никитович однажды по этому поводу в сердцах воскликнул: «Не верьте этим словам! Это произносят люди, для которых цель жизни не служение Отечеству, а политический капитал. Для испытателей ядерного оружия всегда была одна привилегия – быть в первых рядах обуздания ядерной стихии».
Когда шли непрерывные испытания, по воспоминаниям участников, они «не отличали порой, где день, где ночь», так были заняты обработкой результатов измерений и подготовкой оборудования к следующему опыту. Традиционно группы испытателей базировались на кораблях. Интервал между взрывами порой был 48 часов. И за это время нужно было успеть добраться до измерительного пункта, снять кассеты с осциллографических регистраторов и ленты с самописцев, подготовить приборы к новому пуску (записи) и уйти в безопасную зону. Работа испытательских групп, подчас, была расписана по минутам. Материалы сразу же отправлялись в Белушку – это «столица» полигона – гарнизонный посёлок со старинным названием Белушья Губа. Здесь разместилась научно-исследовательская часть, лаборатории, штаб испытателей, здесь проходили заседания Государственных комиссий. Здесь круглосуточно шла обработка результатов измерений.
На заседании Учёного совета НИИИТ докладывает В.Н. Михайлов.
Заряды тогда испытывались, как в наземном, так и в бомбовом вариантах. Боевые поля были оборудованы в северной части острова. В ближней зоне приборы размещались в аппаратурных комплексах. Командные пункты наблюдения и автоматики опытного поля были оборудованы в нескольких километрах севернее посёлка. Управление автоматикой осуществлялось по радиочастотным каналам через программный автоматный комплекс радиоуправления измерительной аппаратурой. Когда НИИИТ делал свои первые шаги, в испытаниях использовалась техника, созданная в единичных экземплярах.
Кардинальным шагом в уменьшении количества ежегодных испытаний и в улучшении экологической обстановки стал переход к подземным ядерным взрывам. Однако и здесь поначалу существовало множество проблем. Практически вся измерительная аппаратура монтировалась в аппаратурных комплексах, в боксах, которые находились в штольне на расстоянии сотен метров от центра взрыва. А вот демонтаж проходил в загазованных помещениях, подчас уже разрушенных взрывом. Работать приходилось в противогазах, стёкла которых запотевали так, что становились не видны, ни дорога к боксам, ни стеллажи с аппаратурой.
Таким образом, при переходе к подземным испытаниям необходимость в радикальном изменении проведения физических измерений была очевидной. В результате НИИ импульсной техники принял самое непосредственное участие в разработке новой промышленной технологии физизмерений при ядерных испытаниях. Именно в этот период здесь начали создаваться первые методики, первые серийные приборы, первые аппаратурные комплексы. НИИИТу пришлось кардинально пересмотреть подходы к организации разработки методик и обеспечению их аппаратурой. От стадии изготовления отдельных приборов перешли к компоновке их в измерительные стойки, а затем уже стойки объединили в специальные аппаратурные комплексы, которые поставили «на колёса», установив их в фургоны автомобилей. Такие передвижные аппаратурные комплексы начали поступать на полигоны в начале 1970-х годов. Это позволило радикально изменить технологию физических измерений и подземных испытаний. В штольне теперь размещались только детекторы излучений. Измерительные кабели километровой длины соединяли их с регистрирующей аппаратурой, размещённой в фургонах. Начинка фургонов тоже постоянно совершенствовалась.
Автоматизирванная измерительная система (АИС) развёрнута в полигонных условиях
Особого внимания заслуживает история создания аналого-цифрового регистратора (АЦР) СРГ7, разработанного в НИИ импульсной техники. Именно он стал основой знаменитой АИС – автоматизированной измерительной системы. Этот регистратор – осциллограф третьего поколения – в 1986 году удостоен диплома первой степени и золотой медали ВДНХ СССР. В числе авторов – В.Н. Михайлов, к тому времени почти десять лет – главный конструктор НИИИТа. Коллектив разработчиков этого уникального прибора в 1989 году отмечен Государственной премией СССР. Но главное, что АЦР СРГ7 в 1988 году участвовал в совместном советско-американском эксперименте на ядерном полигоне в штате Невада (США). Американские специалисты в области ядерной физики тогда признались, что у них такой техники нет. Советскими же испытателями он к тому времени был включен в состав сразу нескольких серийных аппаратурных комплексов в качестве ключевого элемента измерительных каналов с повышенным временным разрешением.
Так под руководством В.Н. Михайлова в 1980-х годах был определён новый облик отечественного ядерного приборостроения на основе вновь созданной системы измерений быстропротекающих процессов, происходящих при ядерных испытаниях. Именно аналого-цифровой регистратор СРГ7 стал родоначальником целого класса новых российских приборов: СРГ8 (1994 г), СРГ9 (2000 г), СРГ9-01 (2002 г) и т.д. До сего дня разработанные в НИИИТе аналого-цифровые осциллографические регистраторы третьего поколения одиночных и редко повторяющихся сигналов с осциллографической запоминающей трубкой в полосе частот до 10 ГГц (СРГ9) не имеют аналогов в мире.
Жизнь порой устраивает аппаратуре столь суровую проверку, что никакими ТУ и ТЗ предусмотреть просто невозможно. Это и есть испытание на прочность, устойчивость, надёжность. Случилось это в сентябре 1973 года во время проведения группового испытания в штольне – самого мощного подземного эксперимента на Новой Земле. Как обычно, закончился обратный отсчёт. Запущена автоматика. Прозвучала команда «Пуск!» И тут на глазах у испытателей крутой склон горы Чёрной – почти 700 м высотой, 5 млн кубов объёмом – сполз в ущелье и лавинной покатился на технологические площадки. Когда эта махина «охватывала собой передвижные электростанции, в них загоралось топливо, и они, вспыхивая как факелы, не оставляли после себя ничего», – рассказывали оцепеневшие поначалу очевидцы.
Сотрудники НИИИТ около аппаратурных комплексов, перевёрнутых лавиной, на приустьевой площадке штольни после взрыва. 1973 год
Этот каменистый вал высотой в десятки метров крушил всё на своём пути. Однако, к удивлению испытателей, трейлеры сохранились. Видеосъёмка мощного катаклизма затем показала, что они всплыли в этой массе, как на волнах, и их протащило ещё с километр на другую сторону каменной реки. Главный же сюрприз ожидал испытателей внутри фургонов. Многократно переворачиваясь, аппаратура продолжала регистрировать и обрабатывать данные, зафиксированные датчиками излучения. В результате вся полученная информация полностью сохранилась!
В.Н. Михайлов потом отметит: «Каждое испытание – это событие. Это целая история. Это могут быть и прекрасные события, и трагические». Но в этом тоже заключена специфика работы испытателей самого грозного оружия на Земле – термоядерного. Виктор Никитович всегда утверждал, что условия работы советских испытателей приближались к… фронтовым: «Эти ребята в… окопах были… в мирное время. Но главное, в любом эксперименте, как в фокусе, концентрировались усилия многотысячных коллективов подчас их многолетней деятельности».
…На вопрос, какой этап его научной биографии, саровский или НИИИТовский, был ярче и сильнее запомнился, Виктор Никитович ответил: «Каждый интересен по-своему. В саровский период я столкнулся с большой наукой, которую знал. Я сдавал экзамены академику Ландау, потому для меня было всё знакомо. Когда я пришёл в НИИИТ, я уже был неплохой экспериментатор…» И это правда. К моменту переезда в Москву Михайлов неоднократно выезжал на полигоны: Семипалатинский и Новоземельский – и каждый раз «со своими изделиями».
Виктора Никитовича на полигонах очень уважали. Потому, наверное, и вызвали, когда что-то не заладилось с американской группой во время проведения второго взрыва СЭКа – «Шаган» на Семипалатинском полигоне. А он только из Шереметьево – прилетел из США с полигона Невады, где прошёл первый взрыв «Кирсарж» и где он был техническим руководителем нашей группы специалистов.
Директор – главный конструктор НИИИТ В.Н. Михайлов. Москва, 1987 год
Прибыл Михайлов в Казахстан, познакомился с американской схемой измерений, сказал что переделать, и что на следующий день всё проверит. Руководитель американской группы воспротивился, мол, буду звонить в Вашингтон, в Москву, в посольство. Российские специалисты подсказывают: «Делайте, как сказал профессор Михайлов». А «профессор М» разрядил ситуацию просто: «…до Москвы далеко, до Вашингтона ещё дальше, а Сибирь-матушка рядом. Если к утру не измените схему измерений, то долго просидите в Сибири, пока вас не разыщут». Сработало. Сделали как надо. Видно, шутку про Сибирь восприняли серьёзно. Такие были времена.
Как затем писала пресса, основой успеха Женевских переговоров стал беспрецедентный совместный эксперимент по контролю, в процессе которого были проведены ядерные взрывы на Невадском («Кирсарж») и Семипалатинском («Шаган») ядерных полигонах. Тогда впервые в истории наших стран были совместно апробированы методы проверки мощности взрывов, в том числе и антиинтрузивные меры, исключающие в процессе контроля получение информации о конструкции ядерного оружия. Кстати, включенные в напряжённый график испытаний по предложению Виктора Никитовича Михайлова, в то время директора НИИИТа.
Генерал-майор В.С. Бочаров (первый слева) и генерал-лейтенант С.А. Зеленцов (третий слева) с сотрудниками госдепартамента США и МИД СССР. 1988 год
Именно тогда, в 1988 году в Неваде в процессе совместного эксперимента по контролю за подземными ядерными взрывами советские специалисты впервые смогли сравнить свою диагностику с американской. Причём как на Невадском полигоне, где вместе с американцами они измеряли мощность подземного ядерного взрыва по движению ударной волны в ближней зоне, так и на Семипалатинском, где был проведён такой же эксперимент совместно с американскими учёными Лос-Аламоса и Ливермора, советские физики получили 100-процентные результаты. Михайлов вспоминал: «Все десять наших датчиков сработали идеально и записали нужную информацию. У себя на полигоне они тоже поставили десять датчиков, но получили 70 процентов. Когда приехали в СССР, то они учли все свои замечания и получили… 90 процентов информации. У нас – те же 100. Всё без потерь. Что и подтвердило исключительную эффективность нашей диагностики. А ведь это было наше серийное оборудование…».
Виктор Никитович руководил российской группой специалистов в 40 человек. И остался чрезвычайно доволен тем, что «наши ребята показали высокий класс работы испытателей ядерного оружия», тем, что «в нашей области их технические специалисты не выше нашего уровня». И он постоянно прямо заявлял: «Американцы для меня в нашей отрасли – не пример». Впрочем, добавлял он, «может мне не всех специалистов показали».
Михайлов рассказывал такие случаи: «Нам нужно было иметь сопротивление заземления измерительных комплексов не более 10 Ом, как принято у нас в стране. Мы, как всегда, втыкаем штырь в землю и получаем 50-60 Ом, у них сухая земля – пустыня Невада. Американцы развели руками. Что делать? Тогда пришлось сказать им, чтобы выкопали ямку, насыпали туда мешок соли, и каждый день заливали водой, так и довели сопротивление до 4 Ом. Иногда я просто в бешенстве был от их очень узкой специализации и слепой веры в расчёты на ЭВМ. …Например, они не смогли выполнить герметичную стыковку («наших» и «своих») высокочастотных кабелей. Мы им предложили проверить стыковку в бочке с водой, перед спуском их в измерительную скважину. Они этого не сделали в полной надежде на свою технологию. Ну и промахнулись. На своём полигоне потеряли телеметрию данных на командный пункт, о чём мы их тоже предупреждали. И многое другое…»
Наша система измерений не только убедительно доказала, что её технические характеристики не уступают измерительной системе США во время проведения ядерного испытания «Кирсарж» на Невадском полигоне в рамках совместного эксперимента контроля. СЭК по большому счёту заложил базу доверия в одной из ключевых областей национальной безопасности, а его успешное завершение открыло дорогу к заключению ДВЗЯИ – Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний.
Участники советско-американского эксперимента на Невадском полигоне. США, 1988 год
Как никто другой, Виктор Никитович Михайлов понимал роль ядерного оружия в современном мире – этого сложнейшего устройства, включающего, и электронику, и генераторы, и ядерно-активные материалы – уран, плутоний, тритий и обычные взрывчатые вещества. Он всегда подчёркивал, что «безоружный мир – утопия, по крайней мере, ещё для нескольких поколений людей», и говорил, что «реалистом быть трудно, горько».
В одном из своих многочисленных интервью начала 1990-х годов, отвечая на вопрос журналистов о перспективах ядерно-оружейного комплекса России, он произнёс вещие слова: «Думаю, что ядерное оружие, несмотря на существующее к нему отношение людей, долгие годы будет гарантом их безопасности. Другой вопрос, сколько его нужно. Дело идёт к сокращению, и это приветствуется всеми. Главное же состоит в сохранении его научного потенциала.
Физик-теоретик В.Н. Михайлов – автор более 300 научных трудов в области теоретической ядерной физики награждён медалями и орденами «Знак Почёта», «Трудового Красного Знамени», «За заслуги перед Отечеством» III степени, Почёта, Золотой медалью «Дружба» Китайской Народной Республики, знаками отличия «Академик И.В. Курчатов» I степени и «Е.П. Славский». Фото А. Марова.
Ведь суть не в количестве выпускаемых изделий, а в тех знаниях, с помощью которых мы в состоянии реагировать на любые нюансы в этом деле. …Мы все стремимся к миру без оружия и войн. Это мечта человечества. Но мне кажется, мы проживём с этой мечтой ещё очень и очень долго».